Новый мир, 2010 № 10 - [36]

И он нажал на ручку так сильно, что она цокнула последний раз и выплюнула стержень навсегда. Саид оценил поломку и зашвырнул кусок пластмассы в урну, что стояла от него метров за семь. Не попал.

— Сабонис, блллль. — А потом добавил: — А насчет магнитофона… Ты говорил, у тебя есть на ком испробовать портостудию. И что звукач имеется знакомый. Ты уверен в нем? Деловой пацан?

— Вихрев-то? Блоху на транзисторах подковать может, даже на отечественных. Физик-вундеркинд.

— Подгони его на днях. Посмотрю я на него. Учти, маг стоит больше “жигуля”. Могу ли я этому твоему вундеркинду доверять? Если что-то пойдет не так, я вам обоим в задницы загоню по зонту и раскрою. — Он достал из стола еще одну шариковую ручку, та цокала еще громче и противнее. Но как назло, не ломалась. Во всяком случае, когда Пауль затворял за собой дверь, слышал “цвак-цвак-цвак” ее пружины.

 

Отслужив работу и отсидев в аудиториях учебу, хронопы стеклись на репетицию в Мэрин подвал. Бух уже всех ждал. Елозил медиатором по гитарным струнам. Спустились в подвал. Брюх спел “Площадь Свободы”, которую приняли к исполнению без длинного обсуждения. Поразминали вальсовый ритм, через час пошли курить.

Разговор крутился около последних провалов. Нюх перекладывал их на плечи Кортасара.

— Вы поймите, как пароход назовешь, так он и почапает. Кто такие хронопы? Неудачники… сумасшедшие романтики…

— Неудачники и романтики — разные категории, — остудил пыл друга Кух.

Нюх стоял твердо:

— Назваться именем зеленых влажных фитюлек и ждать улыбку фортуны. Разве не глупо?

— Ты забыл “щетинистых”. Назваться именем влажных щетинистых фитюлек…

— Что это меняет?

— Меняет! В положенное время они ощетиниваются. — Нюх находил новые аргументы. — Помнишь, “В моих часах меньше жизни, меньше дома, меньше постели, я несчастный и влажный хроноп!”… Меньше жизни. Понимаешь?

Кух собирался с мыслью. Нюх напирал:

— А еще. Когда хронопы отправляются путешествовать, все отели переполнены, поезда уже ушли, дождь как из ведра, а таксисты сперва не берутся везти, а после заламывают безбожную цену… Я лишь цитирую Кортасара. Мало?

Бух не сдавался:

— Ты, видимо, забыл следующий пассаж… Но хронопы не унывают, так как твердо убеждены, что подобное происходит со всеми, и, когда наступает пора спать, говорят друг дружке: “Дивный город, ах, что за город!” Всю ночь им снится, будто в городе большой праздник и будто они приглашены. Наутро они просыпаются в прекрасном настроении.

Брюх не мог не вмешаться:

— А мое любимое место — это когда хронопы поют свои любимые песни и приходят в такое возбуждение, что частенько попадают под грузовики и велосипеды, вываливаются из окна и теряют не только то, что у них в карманах, но и счет дням.

— Во-во, в свете этого наши неудачи закономерны, — подытожил Нюх. — Пора придумать нам новое имя. Мы в начале пути, и самое время для этого. Да, любое имя лучше, хоть “Сыновья Джона О’Хары”. — Этот американский писатель ходил у Нюха в любимых.

Но Кух не хотел уступать. В конце концов, назваться “Хронопом” предложил он.

— Посмотри-ка на Духа. Его, кроме как хронопом, никак не назовешь. А Буха, ищущего Великий путь? Да и остальных тоже. Тебя в том числе! Зря ты упираешься. Просто надо честно нести — прости меня за пафос — тяжелое знамя великого Хронопа. За эти полтора года все поняли, что это бремя не из самых легких и, возможно, не из самых приятных, но отступать поздно. Сам я считаю так: хроноп занимается своим делом, а обстоятельства ведут себя по обстоятельствам. Сегодня нам кажется, что будущего нет, но вчерашнее завтра уже стало настоящим, и кто сказал, что мы с ним не справились? Справились же. Есть потери, у Буха диплом отложен на осень, скорее всего, меня тоже ждет сия участь, но…

— Если бы мы назвались, к примеру, “Железные дровосеки”, как я некогда предлагал, — не уступал Нюх, — возможно, и на поезде под “китайкой” мы бы проехали, и под лед бы не провалились.

— Преодоление трудного начинается с легкого, осуществление великого начинается с малого, — наизусть выпалил Бух, — ибо в мире трудное образуется из легкого, а великое — из малого. Потому совершенномудрый начинает не с великого, тем самым он совершает великое…

— Я ловлю крыс, — заговорил Дух, — я знаю, что первым делом нужно выманить самую глупую крысу, а это самое трудное. Потому что умная крыса любопытна по своей природе, она не боится смерти, ибо познала Великий путь. А глупой начхать с обрыва на Великий путь, ей бы только жрать и копить комплексы. Иррациональность — ее конек. Прагматизм — ее кредо. На то, чтобы поймать ее, уходит день-два. И часто уходишь без добычи. Вот третьего дня…

— Третьего дня ты сам был крысой, — подколол Брюх. — Речной.

— Я был крысой, которая еще не утратила иррациональное, но еще и не обрела Великий путь. Я завис между. И мы все висим между. Как и положено подлинным, или, как сказал бы Кух, аутентичным, хронопам.

Возможно, Дух еще что-то сказал, но хронопы уже один за другим спускались вниз репетировать.

 

Саид заходил в комнату, где колдовал Вихрев над портостудией, слушал невнятые звуки, издаваемые техникой, выругивался по-матери и исчезал. В ближайшие субботу и воскресенье хозяин студии собирался съездить в деревню Разуваиха, навестить мать. По своим каналам пробил трехдневный пропуск. В его отсутствие хронопы и решили устроить студийную сессию.