Новый мир, 2003 № 03 - [2]

знобит по ночам, пугает красной луной.

Метафорой одичанья бредит, эллипсисом: „Я — домой!“

Пиррихии и спондеи сбивают шаги,

намекая на зыбкость существованья, на ломовой

язык, перевозящий такую тяжесть туда, где уже — ни зги…

А ведь было когда-то принято, чтоб воздух — горел, дрожал,

чтоб земля в цветущих одеждах, беспечальная, налегке…

Чтоб конь белейший под гору так прытко бежал, бежал,

и всадник его легонько пришпоривал — плеточка у него в руке!..

И если он говорил: „Весна!“, то — так решено.

И если он говорил: „Жизнь!“, то сразу — любовь: остра.

И если уж он говорил: „Смерть!“, то сразу она, но —

как бы прекрасная отроковица, потерянная сестра».

Знаешь ли ты

Знаешь ли ты язык обстоятельств, на котором с тобой говорит Бог?

Понимаешь ли речь случайностей, намеки обмолвок, порванный сон лукавый?

Читаешь ли трогательную историю дня, вслушиваешься ли в диалог

неба и персти, левой руки и правой?

Знаешь ли, о чем красноречиво свидетельствует внезапная немота?

Отчаянно жестикулирует паралич воли? —

Свобода в обмороке, иссякли нюхательные соли

ее, выдохся нашатырь… Так читай с листа

смиренные эти буквы — черные дождевые капли.

…Вот я и читаю эти голые ветки, этих нищих птиц.

Эту хронику поденной вековой барщины, судьбы самовластной барство…

И все чаще вспоминаю Саула: отец его посылал искать пропавших ослиц,

он так их и не нашел, но в пути повстречал пророка и обрел Царство.

Ослицы, впрочем, сами потом нашлись.

И пропадали — не зря. Они вернулись домой.

Отец был счастлив. Земля была разогрета.

Саул был призван на гору и помазан в царя.

И все вокруг ликовало, Бога благодаря!

Но он обратил себе на погибель призванье это.

Песнопения

I

Господи! Я напоминаю чуму,

ураган аравийский, тьму

Египетскую, фараонову лесть,

а ведь так говорила — петь Господу моему буду, пока я есть!

Я с ладоней Твоих глотала Твой виноград,

мне казалось — сплошь зарифмован Твой вертоград

и Твоя запятая всего горячей, остра…

И едва ли не Сам Ты — в летящем шелке до пят

прямо здесь стоишь — у самого моего костра!

…На меня поднимался самый мятежный полк,

и служил у меня на посылках матерый волк,

вечеряло небо со мной за одним столом…

До сих пор шелестит этот вкрадчивый легкий шелк,

уходящий в лепет: лепет, переходящий в псалом.

Безымянный — чернел под моею ногой провал,

бессловесный, одетый в железо, полк бунтовал,

осажденный город падал, смертельно пьян, —

пока Ты не взял меня в руки, словно кимвал,

не ударил, словно в тимпан!

II

Ты меня узнавал по имени меж теней.

И покуда лыка не свяжут пять чувств, семь дней

и двенадцать месяцев — здесь, в ледяном снегу,

не сыскать ни белых ворон, ни вороных коней,

ни тем паче того, кого назвать не могу.

Я к нему приходила со всем юродством своим,

тоску украшая венком из ромашек, лесным «ку-ку»,

веселящим юность, вином обожанья, но —

Ты был с нами всегда на страже и начеку:

помнишь, я ему жизнь свою обещала, как ни смешно?

Ибо что обещать может хвощ полевой у порога зимы иль жердь,

даже если Твоя земля начинает светиться, сияет твердь

и ликует воздушный сгорающий окоем?

Пока ты меж нами не встал и вторую смерть

не привел, а первой умерли мы вдвоем…

III

Дождь со снегом заняты собственным ремеслом,

присваивая окрестность, задним числом

поминая красавиц, а те, выходя из игры,

превращаются в тучных замерзших теток — уже с веслом

никогда не встать им у водомета — там, на верху горы…

Все в упадке, крушенье. Знобит ледяное пальто.

Если, правда, я есть только то,

что имею, то я здесь — никто и огульное «нет».

И сквозит в мое решето синеватый морозный свет.

Сквозь меня мерцает молоденькая зима

и Господние праздники — Рождество, дома,

превращенные в ясли. Оттуда несется весть:

ты имеешь все то, что ты есть сама,

ты имеешь то, что ты есть!

Леонид Зорин Из жизни Ромина

Зорин Леонид Генрихович родился в 1924 году в Баку. Окончил Азербайджанский государственный университет и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор многих книг прозы и около полусотни пьес, в том числе «Покровских ворот», от имени главного героя которых — Костика Ромина — и ведется повествование в предлагаемом цикле рассказов. Живет в Москве. Постоянный автор «Нового мира».

Прогулка

Так давно в моей жизни была та ночь, если до половины века еще оставалось несколько лет! Были потом и другие ночи, которые грешно забывать, и все же забыл, а ту я помню, кажется даже, что осязаю.

Уже началась календарная осень, но было по-летнему тепло, улица все еще сохраняла неуходящий полдневный зной. Только казалась длинней и шире, может быть, по причине безлюдья, может быть, оттого, что мгла увеличивала ее протяженность.

Однако глаза мои были молоды: я различал смену фасадов, глазницы витрин, успевал замечать, где обрываются кварталы, — совсем как в романе с продолжением — на самом неожиданном месте.

Тихо, неправдоподобно тихо. Эта густая тишина была одновременно торжественной, исполненной смутного значения и властной, не допускавшей и шороха. Она точно вырвала славный город из обихода сегодняшней жизни, перенесла на чужую планету, замолкшую тысячи лет назад. Тем громче отзывался в ушах четкий и равномерный стук, я даже не сразу догадался, что это стучат мои шаги. Не странно ли, все неподвижно, все замерло, лишь я перемещаюсь в пространстве, озвучиваю московскую ночь. Окна зашторены или закрыты, только из одного пробивается еле приметный свет ночника.