Новый мир, 2002 № 09 - [64]

Уже год живу без переднего зуба. Нет денег, чтоб вставить. Может, поэтому со мной не заключают договоры? Второй раз съездила в Москву без зуба — и второй раз возвращаюсь без копейки. Без гонорара не вставить зуб, а без зуба нет гонораров. Круг замкнулся.

— В рай… в рай-он! Поезжайте!

— Говорю: товарищ лейтенант, Сиротенко опять наблевал прямо на гаубицу! А он: ну и хрен с ним… Но не дай Бог с ними воевать, дай Бог им в военное время успеть быстро погоны снять!

Мимо прошла проводница, смеясь каким-то русалочьим смехом.

— Заметили? Она вертит задом, как лисица хвостом! — Тренер то совсем терял дикцию, то вдруг начинал говорить почти внятно. — У меня двести тридцать фотографий — коллекционирую женские попочки.

— Хорошо, что не мужские, — ответил один солдатик, засыпая на полужеве, с куском курицы во рту.

— Он зверски прав, — тихо прокомментировали ребята-фехтовальщики, лежащие на верхних полках.

Тренер продолжал: попы так же прекрасны, как бабочки. Даже можно гадать — по отпечатку сырой попы на песке.

— У меня все нормально, есть жена, у нее пятки как яблоки! Но есть любовь-линия и любовь-точка. В семье линия, а стало нужно, чтоб были и точки… А вас в район, не пить и на заочное! — Вспомнил, что нужно нести идеи в массы, но своими поступками опровергал их тут же (видимо, эти идеи он сочинил для других, а себя считал исключением).

В это время проводница прошла обратно, и тренер сделал ей комплимент. В ответ она задумчиво сказала:

— Еще бы кто-то мне стиральную машину отремонтировал.

— И тут, как назло, билетов нет! Мы к проводнице: возьмите дембелей!

— Надо было не к молодой, а к пожилой проводнице, она скорее пожалеет. У нее самой сыновья, — советовал им тренер.

— Кое-как купили билеты на этот поезд…

— И хорошо, со мной встретились, вас надо понужать! Я научу, как дальше быть: в район, не пить и на заочное! — Он хотел, чтоб все прогрессивное человечество усвоило его советы.

Ребята-фехтовальщики (на вид им было по двадцать лет, а потом из разговора стало понятно, что одному шестнадцать, а двум — по семнадцать) пытались отвлечь тренера от стакана, на каждой большой остановке предлагая: «Стоим двадцать минут — выйдем пофехтуем!» (Может, это такая шутка, а может, нет. Длинные сумки с инструментами у них были с собой.)

Дембеля к вечеру заснули почти все. Тренер пошел к проводнице, сообщив последнему солдатику, остававшемуся рядом:

— Жена — фотографиня, талантливая, но… такой пылесос! Пока с ней живу, денег никогда не будет! Есть любовь-линия, но совсем другое — любовь-точка…

— Он зверски не прав, — сказал лежащий на верхней полке фехтовальщик.

— Молчи, щукин сын! — ответил другой.

Тот послушно умолк. Возможно, такая у него фамилия: Щукин.

В самом деле, думала я, зачем тренер пошел к проводнице?! Это тоже — расхождение слов с делами. В загсе ведь клялся, что будет с женой и в горе, и в радости. К тому же молодым какой пример подает…

Ребята перебрасывались редкими репликами.

— Я у него вел-вел, а потом проиграл двенадцать — десять! Он все жертва-жертва, и вдруг…

— А я не держу дистанцию, раз — и в атаку! Четыре — два я вел, а он бросился, я подсел и снова…

— Этот, из Москвы, проиграл пятнадцать — два и заревел! Снимает маску: глаза такие…

— Артемьев выигрывал кубок России, ну и что — сейчас пивом торгует.

— Из Казахстана, беспонтово, в первый тур не прошел. Юниоры проиграли.

— Они тормоза такие, не двигаются, не маневрируют.

Один фехтовальщик был побрит налысо, рана на голове его заклеена пластырем.

— Что матери скажешь про пластырь?

— Что-нибудь…

— Пойду я попью, — сказал тот, кто все время предлагал выйти и пофехтовать.

В этот миг свет выключился. Наступила тишина. Только днище вагона стучало, как сердце ночи. Хорошо бы поспать, размечталась я. Но тут вернулся юноша с последними новостями о тренере:

— А мы там целуемся!

— С проводницей?

— С Танечкой.

— Он — говно, — рявкнул раненый.

— Кто?

— Градус.

— Молчи!

— Не буду я молчать!

— А ты сам-то! Пришел на дискотеку со своей девушкой и каждые тридцать секунд с ней целуешься! Кто так делает?

— А что тут такого? Это моя девушка.

— Молчи!

Было ясно, что им не хотелось плохо говорить о тренере. Но его поступки натекают на их поведение, вот и бросились на раненого товарища. Реки желчи потекли. Конца этому не предвиделось.

— Каждые тридцать секунд ты с ней целовался!

— А что тебе-то!

— Все должно быть в меру…

— В меру, да? А у тебя три итальянских наконечника, ты с нами не поделился! Если в меру, зачем три наконечника…

Крики понеслись по всему вагону: кто есть кто… В их голосах уже мелькали невидимые шпаги. У меня подскочило давление, пришлось выпить две таблетки андипала. В окне елки, как лешие, мелькали.

— Ребята, — сказала я. — Давайте спать! Ночь ведь.

— Кому-то хочется спать, а нам не хочется! — бросились они в скандал со мной, обрадовались, что нашли жертву: все-таки хорошо, что можно сорвать зло на постороннем.

— Мама никогда вам не говорила, что вы не одни на белом свете? Что надо уважать и других людей!

— Не трогайте мою маму, мы ведь вашу не трогаем!

— Так я вам не мешаю спать.

— А мы не хотим спать.

— Хорошо. Не спите. Но молча. Можно лежать и думать, для чего голова-то дана.