Новый домострой - [80]

Вы не забыли? — установка постели происходила в собственном новом доме новобрачных. Да, да! Они сразу получат отдельное жилье! Им не прийдется снимать угол у попадьи, стесняться кроватного скрипа на всю древнюю Русь! Они не будут чахнуть в очереди для молодых специалистов, не согнут горб на стройке хрущевки хозспособом!

Так, теперь поехали.

Дружка и сваха жениха отъезжают в дом его родителей, докладывают о готовности главного станка и включаются в свекрухино застолье.

Здешний стол — последний на маршруте свадебного поезда Он во многом символичен. Здесь пока не едят по-нашенски.

Стол накрыт скатертью, уставлен калачами и хлебом.

На одном конце стола сидит отец жениха. На другом — ближе к святому углу — тысяцкий. На главном месте посреди стола сидит жених, возле него воркует маманя. За нею — «сидячие боярыни» в летниках желтых и шубках черевчатых, в убрусах с ожерельями бобровыми, зимой — в «кантурах». Словом, кто в чем ездил постель встречать.

Напротив «боярынь» сидят их «бояре». За боковым столом на скамьях и лавках поезжане в золоте — молодые ребята, свита жениха.

Форма одежды у них парадная: свечник — опоясан, ферязи (расшитые прорезные рукава) спущены, кафтан золоченый или цветной, шапка меховая, через плечо — кошелек бархатный или камчатый для свечи. Это может быть и кушак, — лишь бы чем-то подхватить свечку.

Зачем? А она весит пуд с четвертью! — 20 кг! — ее без подвески долго не удержишь. А гореть ей — весь пир!

Два каравайника — тоже со спущенными ферязями. На них — уже по два кушака через плечо. Их короба с караваями тоже нелегки. Караваи прикрыты наволочками. От мух.

Поставцы с выпивкой для народа в сенях функционируют исправно, как и в доме невесты. Лошади стоят в нарядах, гремят золочеными цепями, сверкают золотыми попонами, роют копытами землю.

Ну, все, нет мочи терпеть!

Поднимается женихов дружка. Кланяется на 4 стороны, подходит к свекру, пытается понять и запомнить его челобитье к свату.

Подсаживают дружку на коня, и он (конь) легко находит знакомую дорогу к дому невесты. На всякий случай (вдруг конь тоже выпил?) дружку сопровождают пять-шесть верховых и с десяток пеших ребят приемлемой трезвости.

Приезжают во двор невесты, подхватывают дружку из седла, и он докладывает тестю челобитье от свата, тысяцкого (Имярек), «бояр» и всего жениховского поезда, что пора, батяня, нам бы и подъехать?

Но тут сквозь туман проступают очертания огромного стола, описанного в начале главы. За столом, понимаешь, сидит тесть, с другого конца — теща. Все утыкано «сидячими боярами и боярынями».

Тут так все знакомо, что у дружки возникает подозрение в дежавю. Все носила и поставцы, кошель для свечи, ферязи и кушаки — точь в точь, как намедни у свекра. Это мы не круг ли нарезали ненароком?

Дружка бочком подсовывается к свечнику.

— Скажи брат, что твоя свечка весит?

— Пуд без четверти, братишка.

Вот и разница! — там был пуд с четвертью, а тут — без. Выходит 12 кг. Почти вдвое легче! Ну, слава Богу!...

Сознание дружки восстает из мрака и он тараторит челобитье снова, отдельно передавая приветы от «бояр» — «боярам», от тысяцкого нашего района — тысяцкому вашего сельсовета, от свекра — тестю. Внятная мысль дружкиного мычания состоит в том, что «жених (Имярек) готов ехать к месту».

Тесть отвечает, отрываясь от закуски, что мы пока едим — не видишь, что ли? — а как будет время, так мы пришлем нашего дружку, и он покажет дорогу вашему жениху.

Тесть падает лицом в сыр — хорошо хоть тавранчуков не подавали! — и дружка жениха пробирается по стеночке на выход. Миссия выполнена!

Но у свекра доклад дружки выслушивают с сомнением, и на всякий случай посылают сваху в желтом наряде. Эта смелая баба входит в хоромы тестя и резким голосом приводит собрание в чувство: так мы едем или не едем? Везем наш пестик в вашу ступку?

Конечно, местные «боярыни» начинают кудахтать, обнимать и целовать сваху: да ты ж наша кошечка, да вези же скорей сюда вашего хлопчика; вот у нас и краля за занавеской наряжена!

Невеста, как мы помним, лежит. На ней венец алмазный, летник желтый, шубка черевчата — национальные, так сказать, цвета. Хорошо бы смотрелся и гусь-хрустальный гроб… Сваха с нею целуется и говорит: «Время, государыня, тебе идти к месту».

Мать благословляет невесту восстать из непорочной летаргии, вешает ей на шею монисто или панагию, целует в щечки. Невеста по протоколу должна всхлипывать. На всякий случай, — вдруг не всхлипнет, а заржет призывно, — народ за занавеской орет песни.

Выход невесты «к месту» — тоже не абы как происходит. Чинной процессией в застольную залу следуют: мать, за ней новобрачная, с правой стороны ее предохраняет от обморока главная (женихова) сваха, с левой — собственная. За ними идут «боярыни». Сверху это напоминает крест, влачимый на Голгофу. И даже хуже. Голгофу сыграли с 10-00 утра до 14-00 пополудни, а эта казнь будет длиться пожизненно, и неизвестно каким царствием небесным закончится!...

«Крестный ход» входит в хоромы. Демонстранты синхронно кланяются на все 4 стороны. Теща и ее «боярыни» падают обратно за стол — на свои места, священник хрипит «Достойно» и благословляет своим крестом одну-одинешеньку невесту; кропит святой водой ее посадочное место.