Он видел, как Марина Федотовна постепенно теряла равновесие, краснела и каждую фразу начинала нотой выше:
— Я не понимаю! Вы или нарочно хотите меня рассердить или… что это такое? При чем тут фигуры, копирование? Есть программа. Вы же старый учитель и сами говорите, что прекрасно знаете требования министерства. Неужели вы думаете, что для вас будут делать какие-то исключения? Я поставлю вопрос о вашем методе в гороно.
— Там знают, Марина Федотовна, — всё так же невозмутимо ответил учитель.
— Знают! Ну и что?
— Да ничего…
— Они бывали у вас на уроках?
— Были. Давно, правда.
— И как же они на это смотрят?
— Никак. Они закрывают глаза…
Это сообщение несколько успокоило директрису:
— Ну, хорошо. Но объясните мне, пожалуйста, почему вы ставите своим любимчикам пятерки… а не четверки, например?
— За что же четверки? Все они работают, как только могут, в полную силу, и каждый в своей манере.
— Но не у всех же выходит одинаково хорошо?
— Да. Конечно. Это зависит от способностей. Одни более одарены, другие менее.
— Вот и нужно это разграничивать. Одним ставить пятерки, другим четверки, если они менее одарены, — делая ударение на «а», предложила директриса.
— Они же в этом не виноваты, Марина Федотовна. Это от господа бога, так сказать… искра божия.
— Новое дело! — возмутилась директриса. — При чем тут бог!
— Относительно искры божией не мое выражение. Я позаимствовал у Карла Маркса.
— Я не люблю шуток, Аким Захарович! — строго, но не очень уверенно сказала Марина Федотовна. — Разговор у нас серьезный. Ну, а теперь скажите мне, почему вы ставите тройки тем, кто чертит фигурки или копирует.
— Чтобы не огорчать родителей. Чтобы не снижать общую успеваемость…
В конце концов Марина Федотовна, как и все другие директора, ничего не выяснив и не поняв, махнула рукой на странного учителя.
А между тем Аким Захарович вел очень интересную и значительную работу. Со способными, или как их в шутку называли — «подающими слабые надежды», он занимался много, упорно, и не только до шестого класса. В школе был кружок рисования, устраивались коллективные посещения Эрмитажа, музеев. А самые талантливые ученики регулярно приходили к нему на дом и работали в его большой комнате — мастерской. Многие ученики Акима Захаровича, окончив десятилетку, без всякой дополнительной подготовки поступали в Академию художеств или в другие художественные учебные заведения.
С остальными детьми Аким Захарович часто проводил увлекательные беседы об искусстве, о великих художниках, о судьбе их произведений, а после посещений Русского музея или какой-нибудь выставки устраивал большой — на два, на три урока разговор-разбор. Одним словом, учитель невзирая на всякие рогатки и скептическое отношение делал то, что не было предусмотрено программой: эстетически воспитывал детей, развивал у них хороший вкус и понимание значения и роли искусства в жизни.
Вернувшись домой после разговора с Константином Семеновичем, Аким Захарович вышел в коридор, где висел телефон, и позвонил самому талантливому ученику девятого класса Артему Китаеву:
— Артем! Слушай меня, голубчик! Случилось нечто из ряда вон выходящее. Просто, понимаешь ли, событие! Я позвоню сейчас Кириллу, а ты извести всех наших… кого найдешь. Завтра нужно собраться к девяти часам в школу. У нас новый директор. Да не просто директор, а настоящий! Потом я расскажу подробней… Нет, я не хочу тебя интриговать. Я еще и сам не разобрался как следует. Сколько мы сможем собрать народу?.. Ну, конечно, всех, кто в городе!
20. Воспитание начинается
На другое утро, задолго до девяти часов, возле школы начали собираться ученики. Толком никто ничего не знал. Знали, что в школу пришел новый директор и что предстоит какая-то работа. Правда, юннаты делали вид, что им известно гораздо больше, и вообще вели себя таинственно: собирались группами на южной стороне здания, поглядывали на угловые окна и посмеивались.
— В чем дело? Что вы там увидели? — спрашивали художники.
Юннаты отнекивались и загадочно бормотали:
— Да нет… просто так… ничего особенного.
Кое-кто из более нетерпеливых начал стучать в дверь.
— Ну что вы барабаните? — сердито спросила появившаяся в дверях Поля. — Что вам надо?
— Как это что! Нас вызвали к девяти часам, а ты не пускаешь!
— Не сочиняйте! Кто вас вызывал?
— Новый директор!
— Ой, выдумщики! Новый директор! Скажут тоже. Он и сам-то вчерась только пришел.
— А какой он, Поля? Хороший?
Немного поломавшись, нянечка сообщила ребятам о своих впечатлениях. Говоря о директоре, она всё время упоминала про нового завхоза, и в представлении ребят эти два человека как-то слились и получилось что-то такое — «не разбери-поймешь». По словам нянечки, получалось, что новый директор был высокий, или, как она сказала, длинный, с палкой, но почему-то среднего роста. Очень строгий, но не из крикливых, и шутник. Глаза имел острые, «насквозь видит», но с виду простой, хотя и «сам себе на уме». Любитель порядка, дотошный, во всё нос сует…
Константин Семенович пришел без десяти минут девять. Ребят он застал возле школы. Младшие играли на пустыре, старшие гуляли или сидели на ступеньках подъезда.