Новые парижские тайны - [21]

Между теми и другими — речными бродягами и бродягами с большой дороги — нет ничего общего.

Действительно, в наши дни почти все речные бродяги — это собственники. За свою баржу, если она из железа и оснащена двигателем, они заплатили триста тысяч франков, которые ссудил им банк.

Если у них есть дети и, как следствие этого, им не нужно тратиться на матросов, они вернут себе эти деньги за десять лет, иногда раньше.

Как все мелкие собственники, они питают страсть к украшательству. А также к названиям типа «Вилла “Моя мечта”».

На воде название «Моя не хуже!» встречается так же часто, как и между Бекон-ле-Брюйером и Ри-Оранжи.

Эти баржи вы узнаете сразу: почти всегда стекла кают на них цветные. Внутри — внушительная медная люстра с массой розеток и хрустальных подвесок.

Башмаки оставляют на палубе. Бочка с водой красится в белый цвет, с синими или красными кругами.

В воскресное утро речник, совсем как мелкий рантье в Жуэнвиле, поливающий свой сад, бродит по судну, вооружившись толстыми кистями: где-то освежит краску, здесь добавит полоску, там — стилизованный цветок, нарисует побольше завитушек на руле.

На борту одна-две собаки, куры, кролики, ручные голуби. Иногда в ящике выращивают петрушку, кервель, лук-шалот.

Это напоминает мне один шлюз на самом старом канале Франции — Южном. Некоторые деревянные ворота там заменены. Другие до того обветшали, что прямо на них растут цветы.

Так вот я вижу, как один речник останавливается со своим судном перед шлюзом, спускает сходни, высаживает на берег жену и троих детей, передает им какой-то кожаный предмет и клетку с канарейкой и, оставшись один, проводит судно через шлюз. Я расспрашиваю его.

— Эти ворота не продержатся и года! Рано или поздно, но авария будет. Лучше, чтобы ни моей семьи, ни моих денег в тот момент на борту не было.

Смотритель шлюза пожимает плечами, но в спор не вступает. Он с покорным видом вертит рукоятку затвора.

— Прежде чем чинить ворота, может, подумают на счет того, чтобы повысить нам зарплату…

Он не сказал мне, сколько зарабатывает. Я узнал это не от него и не здесь, а на одном маленьком, редко посещаемом канале, называть который не буду.

Я замечаю шлюз. Даю гудок. Подхожу ближе. Продолжаю гудеть и убеждаюсь: чтобы попасть на берег, мне нужно вскарабкаться по брусу, как по дереву.

Еще яростнее нажимаю на гудок. Вот уже дом смотрителя. Честное слово, да там в окне человек! Проходит пять минут, десять. Теряясь в догадках, карабкаюсь наверх.

— Вы что, не слышали?

— Почему же! Вас трудно не услышать.

— Тогда что?..

— Что? Ну я это, я!

— И вы не отпираете ворота? Вы что, рехнулись?

Человек жалостливо смотрит на меня.

— Скажите-ка, молодой человек, вам известно, сколько мне платят за то, что я день-деньской торчу тут? Сто восемьдесят шесть франков в месяц. — И он заканчивает, раскуривая трубку:

— Вы что же, хотите, чтобы я за эти деньги пропускал еще и тех, кому приспичило тут кататься? Проводите судно через шлюз сами, молодой человек. Будьте осторожны: третий затвор нижнего бьефа сломан. В редукторе верхних ворот не хватает нескольких зубьев, и вы рискуете получить рукояткой по голове…

Бордо. Прилив. Доки и грузовые суда, на которые мы смотрим снизу вверх, как на горы.

Ни один канал, ни одна река не может вывести нас обратно к центральной части Франции и Парижу. Будь наше судно побольше, а его мореходные качества получше, можно было бы идти дальше морем до Нанта или Гавра.

Мы решаем иначе. И вот уже «Жинетта» со своим яликом водружены на крышу вагона. Их доставка в Монлюсон к подножию Центрального массива обойдется нам в пятьсот франков.

Нас ожидает встреча с игрушечным каналом, а также с игрушечным краем; на протяжении всего пути нас сопровождает игрушечная река — Шер.

Как можно всерьез принимать эти шлюзы? Они такие узкие, что если кому-то нужно попасть на другую сторону, то он даже не станет обходить их, а просто перепрыгнет через них, оттолкнувшись обеими ногами сразу.

А вот еще суда, те, что называют «берришонками»! Просто смешно ставить на такое двигатель. Лошадь может одним рывком вытащить их из воды.

Поэтому впрягают ослов, бывает что и одного мула, который выглядит гигантом рядом с тем, что он тащит.

В каждой деревне весь канал заполняют утки и гуси, они с любопытством поглядывают на пришельца. Проходит ли тут хоть три судна за день? Не всегда!

А еще есть мосты! Подъемные! Обслуживающего персонала на них никакого. Некоторые из них стоят вдали от всякого жилья неизвестно зачем, разве что оживляют пейзаж да забавляют детей, которые день-деньской погоняют палками ослов, тянущих баржи.

Нужно, ухватившись за цепь, повиснуть на ней. Мост поднимется. А как только судно прошло — взбежать по наклонной почти вертикальной поверхности настила, и он опустится.

Порой мосты встречаются через каждые пятьсот метров. По высоким берегам пасутся козы, вяжут старухи.

Попадаются, увы, и рыбаки с удочками. Их можно повстречать всюду: на реках и каналах, на Севере и на Юге. Их можно повстречать в любой день недели, так что порой задаешься вопросом, сколько же рантье во Франции.

А между тем вода принадлежит прежде всего рыбаку с удочкой. Попробуйте доказать ему обратное. Едва заметив вас издалека, он начинает бросать в вашу сторону свирепые взгляды. Затем знаками приказывает: