Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. - [200]

Шрифт
Интервал

Если ознакомиться с показаниями А. В. Поджио в деле отставного офицера Преображенского полка Д. П. Зыкова от 6 апреля 1826 г., то рядом с показаниями о самом Зыкове неожиданно обнаруживается свидетельство, касающееся еще одного бывшего офицера-преображенца Дмитрия Петровича Скуратова: «Не могу сказать, принадлежал ли он (Зыков; в ходе следствия выяснится, что принадлежал. – П. И.) обществу, но если он был принят, то не кем другим, как князем Оболенским, с коим он был весьма дружен. То же самое скажу и о Дмитрии Скуратове, вышедшем из подпрапорщиков Преображенского полка по статским делам. Не могу также сказать, принадлежал ли и сей к обществу, ибо все сии сношения возобновились уже перед отъездом моим (в связи с переводом в армию в октябре-ноябре 1823 г. – П. И.). Оболенский был дружен как с одним, так и с другим, но наверное трудно мне сказать… Впрочем, если даже они были и приняты, не думаю, чтоб было какое-нибудь с их стороны содействие…»[1104].

Далее в своем показании Поджио свидетельствовал о тождественности взглядов как Зыкова, так и Скуратова взглядам членов тайного общества, заявляя лишь об их умеренности, позволявшей им признавать преимущества конституционного устройства, но в то же время неприложимость его к «государству нашему». Но, кроме того, Поджио фактически сообщил о близости Скуратова к тайному обществу и знании им цели этого общества: «Как Зыков, так и Скуратов не могли сомневаться в цели нашей, для сего достаточны были частые сношения их со мной, с Валерианом Голицыным (в 1821–1824 гг. также Преображенский офицер. – П. И.), с Никитой Муравьевым и в особенности с к[нязем] Оболенским…»[1105].

В результате специального опроса следователи выяснили, что Зыкова принял в общество именно Е. П. Оболенский. О Д. Скуратове в связи с показаниями Поджио никому, в том числе Оболенскому, вопросов не задавалось.

Казалось бы, контекст упоминания фамилии Скуратова позволяет безоговорочно отнести его к числу членов тайного общества: налицо знание им цели общества, его «частые сношения» с В. М. Голицыным, Е. П. Оболенским, Н. М. Муравьевым и, наконец, с самим Поджио. Скуратов упоминается здесь наряду с установленным следствием участником Северного общества Зыковым, Поджио не отрицает принадлежности Скуратова к обществу.

Достоверность сообщения Поджио основывается на том, что он был дружен со своим товарищем по полку Скуратовым, прекрасно знал его взгляды и круг связей. В том же 1823 г. Поджио вошел в число активных участников тайного общества в Петербурге, сблизил с ним своих товарищей по Преображенскому полку; он был напрямую связан и с Оболенским, и с другими упомянутыми им членами общества. Поэтому его, безусловно, нельзя не считать достаточно осведомленным человеком, – в частности, он, без сомнения, знал, кто из его полковых товарищей был причастен к обществу.

Однако уверенно отнести Скуратова к числу членов Северного общества не позволяет неопределенный, предположительный характер показания, большое количество оговорок, сделанных Поджио. Сам Поджио отказывался сообщить степень причастности Зыкова и Скуратова к тайному обществу, переадресовывая этот вопрос Оболенскому: «Но что точно ли обещали они свое содействие и какого рода сие все, должен знать к[нязь] Оболенский». Не брался он окончательно разрешить и вопрос о формальном принятии Зыкова и Скуратова в тайное общество, более всего настаивая на своей непричастности к их приему: «…если точно окажутся… Зыков… и Скуратов принадлежащими точно обществу, то твердым словом подтвержу… что я их не принимал»[1106].

Письменный ответ (показание) мог содержать отклик на темы, затронутые при устном допросе. Исследователю неизвестен объем и содержание информации, прозвучавшей на устном допросе. В этом, как представляется, следует искать причину того, что в показании Поджио о Зыкове неожиданно появляется имя Дмитрия Скуратова. Во всяком случае, текст письменного ответа содержит сведения об устном показании на ту же тему: «Как о штабс-капитане Зыкове, так и о г[осподине] Скуратове я еще имел честь докладывать изустно его императорскому высочеству великому князю Михаилу Павловичу, что хотя я знал их за свободномыслящих людей, однако же о принадлежности их к обществу удостоверительно не знал, но что к[нязь] Оболенский о сем должен быть сведущ»[1107].

Интересна и следующая фраза, говорящая как будто в пользу того, что Следственный комитет расследовал причастность Скуратова к тайному обществу еще до показания Поджио: «Его императорское высочество изволил мне сказать, что о вышеупомянутых двух лицах им было известно, и потому я думал дело их известнее показаниями других, достаточнейшими моих»[1108].

По-видимому, речь шла о том, что фамилия Скуратова прозвучала на следствии ранее показания Поджио, в показаниях Оболенского. Действительно, Скуратов был другом и родственником этого видного деятеля тайных обществ, переписывался с ним. Скуратовы – московское семейство, входившее в ближайшее родственное и дружеское окружение Оболенских и Кашкиных[1109]. Факт дружеского общения Оболенского и Д. Скуратова зафиксирован на следствии самим Оболенским, которого спрашивали о Скуратове в связи с обнаруженными в его бумагах письмами. Из них следовало, что Скуратов доставлял письма Оболенского его двоюродному брату С. Н. Кашкину. В ответ Оболенский показал о Скуратове: «…молодой человек, служивший юнкером в Преображенском полку, откуда он вышел в отставку в 1823-м году. Его семейство связано родством и самою короткою дружбою с семейством Кашкиных и с моим. Уезжая отсюда, я ему точно давал письма к Кашкину»


Рекомендуем почитать
Тайны продуктов питания

Пища всегда была нашей естественной и неизбежной потребностью, но отношение к ней менялось с изменением социальных условий. Красноречивым свидетельством этого является тот огромный интерес к разнообразным продуктам питания, к их природе и свойствам, который проявляет сегодня каждый из нас. Только, достигнув высокого уровня жизни и культуры, человек, свободный от проблемы — где и как добыть пищу, имеет возможность выбирать из огромного ассортимента высококачественных продуктов то, что отвечает его вкусу, что полезнее и нужнее ему, и не только выбирать, но и руководить своим питанием, строить его сообразно требованиям науки о питании и запросам собственного организма.


Скорочтение со скоростью света

Курс по скорочтению рассчитан на четыре недели. Имея дело с чтением, наиболее важным является наслаждение им. Не важно, что вы читаете: техническую литературу, детские книжки, романы или статьи в журналах, наслаждение – самый важный компонент эффективного чтения. Расслабьтесь, позвольте интересу завладеть вами... .


Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса

В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.


Пьесы

Пьесы. Фантастические и прозаические.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.