Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. - [199]
Мемуарное свидетельство Фаленберга обладает высокой степенью достоверности. Доверительному характеру его отношений со Шлегелем способствовала и принадлежность обоих к военным чиновникам немецкого происхождения, и лечение, которым пользовалась с помощью Шлегеля жена Фаленберга, совместная длительная служба при Главном штабе 2-й армии.
Доктор Шлегель отнесен к числу членов Южного общества исследователем, внимательным к деталям такого рода, – М. В. Нечкиной: «член организации»[1098]. Вероятно, историк основывалась на показаниях Н. А. Крюкова и воспоминаниях П. И. Фаленберга. Кроме этих свидетельств, имеется еще косвенное указание в воспоминаниях Н. В. Басаргина. В составе «молодого общества» «серьезного направления», возникшего при штабе 2-й армии и служившего кадровым источником для Тульчинской управы тайного общества, в ряду офицеров, собиравшихся вместе и оживленно обсуждавших интересующие их вопросы, он перечисляет двух военных докторов, а именно Вольфа и Шлегеля, входивших в этот кружок «одномыслящих людей»; дружеская связь последнего с Басаргиным и другими видными заговорщиками несомненна. Шлегель также лечил заболевшую жену Басаргина и, помимо всего прочего, доставил ему заграничный паспорт[1099].
По нашему мнению, приведенные сведения позволяют уверенно считать Шлегеля лицом, входившим в декабристский круг в Тульчине. Если он и не был принят в декабре 1825 г. в тайное общество, – а о предполагавшемся приеме сообщал Пестелю Барятинский в ноябре, – то во всяком случае знал о его существовании; иначе трудно интерпретировать данные о беспокойстве Шлегеля при арестах в Тульчине, переданные в воспоминаниях П. И. Фаленберга.
Следствие не заинтересовалось показаниями Н. А. Крюкова, но почему не появились другие показания о членстве Шлегеля, как это было в случае Е. Е. Лачинова? Возможно, Шлегеля спасло то, что на следствии многие арестованные стремились не упоминать лиц, мало затронутых движением, располагавших лишь небольшой информацией – некоторые участники тайных обществ, связанные лишь с одним лицом, принявшим его, не были названы, легко замешанных старались не упоминать. Свою роль могло сыграть и то обстоятельство, что доктору были обязаны многие из арестованных, в том числе Фаленберг и Басаргин, жены которых пользовались его врачебной помощью. И. Б. Шлегель в 1820-е гг. пользовался большим авторитетом в армии из-за участия во многих военных кампаниях и благодаря своему врачебному искусству, а впоследствии получил широкую известность как организатор медицинского дела, президент Медико-хирургической академии[1100].
Имеющиеся указания источников не позволяют окончательно решить вопрос о принадлежности Шлегеля к тайному обществу, и если М. В. Нечкина не сомневалась в его членстве в Южном обществе, то мы склонны поместить его в разряд предполагаемых участников конспиративных организаций.
Еще одно лицо, показание о котором прозвучало на следствии, но по-видимому не обратило на себя внимания, – это Андрешевский. Контекст упоминания имени Андрешевского в показаниях В. И. Враницкого говорит в пользу его принадлежности к членам Васильковской управы Южного общества, участникам собраний в Лещинском лагере осенью 1825 г., или к лицам, поступившим в состав этой управы позднее, вплоть до декабря 1825 г. Автор показания Враницкий, по национальности чех, как уже отмечалось, недостаточно хорошо владел русским языком. Вследствие этого свидетельство Враницкого нельзя отнести к числу полностью достоверных. Он мог неправильно расслышать фамилии малознакомых ему лиц и потом включить их в свои показания. И поэтому, несмотря на то что другое названное им лицо – Панютин, как установлено нами, действительно состоял в тайном обществе[1101], отнести безусловно и безоговорочно Андрешевского к числу членов затруднительно. Вероятно, Враницкий имел в виду участника Общества соединенных славян, артиллерийского офицера Я. М. Андреевича, который был хорошо известен среди членов Южного общества после Лещинского лагеря.
В своих показаниях на следствии согласившийся на предложение быть членом Общества соединенных славян И. М. Черноглазов сообщил о следующем: по его словам, А. С. Пестов объявил ему об офицерах конноартиллерийских рот, участвовавших в совместных собраниях Южного и Славянского обществ (осень 1825 г.) и находившихся в тайном обществе. Среди названных Пестовым, помимо известных по «Алфавиту» Боровкова членов Южного общества, в отношении которых следствие располагало удостоверяющими показаниями – Ф. Е. Врангеля, Д. А. Нащокина, А. Д. Высочина, – встречается новое имя подпоручика Новицкого: «Тут он мне сообщил, что будто конной бригады поручики Врангель, Нащокин, подпоручик Новицкий, прапорщик Высочин принадлежат уже к членам»[1102]. Очевидно, это еще один офицер конно-артиллерийских рот, причастный к деятельности Васильковской управы наряду с названными офицерами и М. И. Пыхачевым[1103]. Особо отметим утвердительный характер сообщения Пестова, отраженный в показании: здесь говорится об уже состоявшемся приеме названных офицеров, а не о планируемом. Источник информации Черноглазова – один из лидеров «славян» Пестов, как известно, принимавший самое непосредственное и активное участие в объединительных совещаниях в Лещинском лагере, на одном из которых присутствовали «южане» – офицеры артиллерии. Более того, он был избран руководителем «округа» «славян»-артиллеристов и непосредственно контактировал с руководством Васильковской управы. Таким образом, Пестов – лицо, хорошо осведомленное о тех, кто принадлежал к числу заговорщиков-«южан» в среде офицеров-артиллеристов. Вместе с тем, безоговорочно считать Новицкого «незамеченным» участником тайного общества не позволяет как отсутствие каких-нибудь дополнительных данных на этот счет, так и наличие среди перечисленных вместе с Новицким офицеров Ф. Е. Врангеля, сумевшего представить себя в следственных показаниях лицом, не состоявшим в тайном обществе. Следствие, скорее всего, не заинтересовалось показанием Черноглазова.
