Новеллы - [2]

, они страшно красивые и жутко модные, я видела такие в лавочке корейских народных промыслов, мы будем держать в них тапочки, а на рождество положим рождественские пакетики. Вот так. Твои — тут, мои — там. Твоя агуадера будет стоять под окном, а то ты по своей близорукости вечно спотыкаешься. На столичек положим разные журналы, пускай гости знают, какой у нас образ мыслей. Знаешь, я даже не возражаю против тех, где девочки. Они жутко занятные, а теперь есть и такие, где мальчики, а ты что думал — мы, женщины, не умеем за себя постоять? А твоим друзьям-приятелям сюда путь заказан, уж я об этом позабочусь, зря воображают, что могут опивать меня и объедать. Эти времена прошли. Слушай, как ты думаешь, если сюда поставить старинный кувшин и статуэтку из тех, что сейчас продаются в церквах, жутко дорогие, зато ко всему подходят! А потом переставим в другое место, в общем, решено — ищем такую статуэтку. Если ее можно переставлять с места на место, стало быть, выходит экономия, не нужно покупать отдельно статуэтки для каждого места. Ой, какая мне потрясающая пришла в голову идея. У нас будет не холл, а игрушечка, как говорится, если мы сюда повесим большую люстру из квартиры твоих стариков. Мы-то сами привыкнем ее обходить, а что она будет висеть так низко, даже лучше, будет бросаться в глаза, все придут в восторг, ты как считаешь? Ну вот... Что значит — родители будут против? Ну, голубчик, это уж твое дело, сам думай, как уломать, но ты только представь себе, эта люстра здесь, у тебя в квартире... Да если ты ее сюда не притащишь, бог тебе никогда не простит, еще чего не хватало. Ух, гляди, гляди, как я раньше не додумалась, сюда мы поставим... Ой, куда ты так быстро, ты же свалишься с лестницы! Ты что, это же неприлично, мчишься сломя голову да еще свистишь, ужас... Да-да, смейся, вот увидишь, когда вырастет лиана, которую я посажу... Как ты сказал — ни за что не сунешь голову в петлю? Идиотина, неблагодарный, погоди, погоди, нам же нужно еще посмотреть, как мы оформим спальню. Этого я тебе не прощу. Сказать мне такое: а где я отведу местечко для мужа? — жутко безвкусные у тебя шутки, лапушка, я же сказала, нам надо обсудить, как мы оформим спальню и как мы...

Умереть по бедности

Господи боже мой, господи боже мой, совсем другая выпала бы нам жизнь, не родись я у нас в селе. У нас в селе, знаете ли, рождественскую ночь празднуют вовсю, иначе не могут, пляшут, хохочут, поют, пьют, обжираются, а бывает, и концы отдают. Уж такие мы люди. Очень даже хорошие, в полночь — на мессу, потом собираемся всем семейством, вильянсико[5] проорем — для виду, чтобы по соседству разговоров не было, а там — гуляй, душа, жизнь коротка! Но при всем том, сеньор, наше село не только гулянками славится: были у нас и святые, и мученики, и святош невпроворот, а в последние годы и черный рынок появился, и деляг хватает. Так-то вот; ежели угодно вам, все как везде, только малость получше, — верно? — получше, потому что наше село... Старокастильское оно, этим все сказано.

Ну так вот, в нашем селе у всех в крови, само собой, страсть к приключениям, все мы — завоеватели Америки. О чем и хочу рассказать вам нынче вечером, вы ведь, сдается мне, не больно разбираетесь в таких вещах, понятное дело, вы, люди ученые, не знаете, что с чем едят. Я говорю «не знаете, что с чем едят», чтобы вы сразу поняли: перед вами человек бывалый, тертый, поездил, свет повидал; а просиди я всю жизнь у нас в деревне, сказал бы, по старинке, что не знаете вы даже, как обедня поется, и это, согласитесь, звучит очень уж по-церковному, никак не вяжется с моими прогрессивными взглядами. Так-то вот. Ну, стало быть, Колас, двоюродный мой, уже женатик, и ваш покорный слуга... Само собой, с нами и жена Коласа, супружница его, Бласа Наррос, из такой она семейки — скупердяи, грубияны из грубиянов — так вот, мы все втроем подались в Нью-Йорк, — ничего себе размах, верно? — в страну толстосумов попытать счастья. Местечко мы нашли у нашего посла, состояли при нем, при послице и послятах, компания чуток тошнотворная, и мнили о себе много, но добрые христиане, а главное, платили нам потрясно. Бласа занималась сладкими блюдами и постелями, да еще ходила в drug-store, это у них лавки такие, вроде той, что у нас в селе, торгуют всякой всячиной, только там они куда больше, с грузоподъемниками, и с кино внепрерывку, и с закусочной, и с курительной, где треплются про политику и про кошмарные зарубежные проблемы. Колас, тот мыл машины, и чистил обувку, и выгуливал собак в Сентрал-парке, там они облегчались, а перед случкой он расчесывал их, так что любо-дорого, и вешал бубенцы на ошейники, потому что там это дело делается по-серьезному, с документами и в большом порядке, не то что у нас, мы же просто дикари, послушайте. Ну а я-то... По моей части были дела особой важности, так сказать, деликатные, знаете ли. Не буду хвастать, но я-то человек не без образования, у нас в селе мог за себя постоять, не думайте. Ну и в Америке в этой я ходил на почту, наводил лоск на позолоченные дверные ручки, чего-чего, а этого добра хватало, и следил, чтобы детки не спалили дом, когда родители уходили. Случалось, и оплеухи им отвешивал, полновесные, от всей души, это же была шайка богатеньких подонков, воспитаны хуже некуда, ломаный зонтик и тот воспитанней, так их папеньку, а уж спеси... Еще ходил платить по счетам сеньоры, и поливал ее цветочки в горшочках, и следил, чтобы у нее в аптечке было все что надо, тут тебе пилюли и от головокружения, и от мигрени, и для аппетита, и для кислотности, и снотворные... И ходил в лавку, где торгуют дарами моря, в те дни, когда хозяевам хотелось вкусненького, чуть не каждый божий день, бедняжечки, жрали без передыху, себя не жалели, а зачем ходил — проследить, чтобы прислали все свеженькое, а не размороженное, а когда хозяева устраивали у себя вечеринки с танцами и спиртным, я обслуживал гостей, чтобы не надели чужое пальто либо шарф. Словом, образцовая жизнь. Не без тягот, но очень культурная, очень господская, и уж такая благовоспитанность, можете мне поверить, уж такая благовоспитанность...