Новеллино - [9]
— Милый человек, ты не прав, жалуясь на бога, ибо он поступил справедливо, позволив мне найти этот дукат; ведь, попадись он тебе в руки, ты бы все равно с ним расстался, а если бы и сохранил, то подверг бы его всяким неприятностям и хранил бы в одиночестве, в неподходящем для него месте; я же поступлю с червонцем совершенно иначе, так как помещу его вместе с ему подобными в большое и избранное общество.
Сказав это, купец вернулся к себе в банк и положил дукат на хранившуюся там груду денег, в которой было несколько тысяч флоринов[15].
Итак, составив, как было уже сказано выше, из разбросанных новелл забрызганную грязью и затоптанную книжонку, я, в силу отмеченных побуждений, пожелал послать ее тебе, достойнейшему нашему ювелиру и лучшему знатоку подобных чеканных изделий, чтобы ты доступными тебе средствами придала ей прелесть, после чего мое сочинение сможет найти для себя небольшое местечко среди твоих пышных и изысканных книг. И это прибавит к их прежним достоинствам еще одно новое и большее, ибо, по утверждению философа[16], сопоставление вещей противоположной природы ярче оттеняет их различие. И сверх того почтительно прошу тебя: когда тебе будут дарованы мгновения досуга, не сочти для себя обузой чтение этих новелл, так как в них ты найдешь много остроумных рассказов и веселых шуток, которые будут доставлять тебе непрерывное веселье; а если среди слушателей окажется случайно какой-нибудь святоша, приверженец лицемерных монахов, о преступной жизни и гнусных пороках которых я собираюсь рассказать малую толику в первых моих десяти новеллах, и если он пожелает поносить меня и, назвав меня клеветником, станет говорить, что я ядовитым моим языком изрекаю хулу на слуг господних, то соблаговоли, несмотря на это, не сходить с начатого пути; и пусть в этой тяжбе лишь сама Истина, если это понадобится, подымет оружие на мою защиту и будет мне свидетельницей в том, что происходит это не от желания моего злословить о других и не из личной и особой ненависти к монахам. Намерением моим, поистине, было сообщить кому-нибудь из великих государей, а также моим лучшим друзьям некоторые сведения о кое-каких современных происшествиях и о других, тоже не очень давних, на основании которых можно было бы судить, как многоразличны преступные ухищрения, применявшиеся лживыми монахами для обмана глупых или, скорее, неосторожных мирян.
Целью моей было, таким образом, остеречь современников и предупредить будущее поколение, чтобы оно не позволяло впредь надувать себя этому подлому и развращенному отродью, вводящему всех в обман своей показной добродетелью. Со всем тем, хорошо зная монахов за прекраснейших людей, я считаю необходимым кое в чем подражать им, особенно же в следующем. Большая часть их, коль скоро они надели рясу, считает дозволенным в частных беседах или публично злословить о мирянах, присовокупляя при сем, что все мы-де осуждены на вечные муки, или рассказывать другие глупости, за которые следовало бы побить их камнями. И если бы они пожелали возразить, что в проповедях своих они обличают лишь пороки дурных людей, то я на это не затруднюсь ответом, так как в написанном мной я не осуждаю добродетель праведных. Таким образом, дело будет обстоять без обмана и без преимуществ для одной из сторон, и мы будем искусаны в равной мере.
Итак, если я иду по их стопам и правдиво описываю преступления и распутную жизнь каждого из них, никто не должен на это досадовать. Для тех же, у которых уши засорены благочестивым вздором так, что они не могут слышать ничего дурного о монахах, для них, как мне кажется, лучшее и единственное средство, могущее уврачевать этот недуг, — не читая и не слушая моих новелл, идти, с божьей помощью, дальше; и, продолжая общаться с монахами, они с каждым днем будут убеждаться в плодотворности этого общения для своей души и для тела: ведь пастыри эти преисполнены милосердной любви и постоянно наделяют ею свое стадо. А ты, достойная и прекраснейшая Мадонна, с обычной тонкостью твоего ума, читая эти новеллы, найдешь в них среди множества шипов какой-нибудь цветок, который даст тебе иной раз повод вспомнить о твоем смиренном слуге — почтительнейшем Мазуччо, который постоянно поручает себя твоей милости и молит бога об увеличении твоего счастья и благоденствия. Vale![17]
Кончив краткое и неуклюжее предисловие, обращенное к твоей светлости, я перейду теперь к обещанным мною новеллам или историям; в первых десяти из них, как уже сказано, будет речь о возмутительных поступках некоторых монахов; среди них будут рассказы, способные не только вызвать удивление слушателей, но и возбудить глубокую их скорбь; другие можно будет прочесть не без приятного смеха и веселья. К такого рода новеллам относится первая, посвященная нашему непобедимому и могущественнейшему королю и государю. Закончив ее, я собираюсь рассказать о других предметах, приятных и нравоучительных, а также жалостных и плачевных, которым отведено особое место в порядке наших повествований.
