Нострадамус: Жизнь и пророчества - [119]

Шрифт
Интервал

     И кровь на кустах появилась не вдруг.
70. Вулкан, как нарыв с раскаленной кровью,
     Казалось, вокруг загорелись снега,
     Ожоги и жертвы становятся новью,
     У Реджио в ранах поля и луга.
71. Настанет большой ледниковый период,
     Весь мир нарядив в горностаевый мех,
     Костры среди льдов машут красною гривой,
     Черверг надевает военный доспех.
72. Ну, с чем мы придем к двадцать первому веку?
     Сошедший с горящего неба — теперь повелитель земли.
     Конец и начало столетья мятежным живут человеком,
     Открытие Марса свободе грозит.[155]
73. Минувшее в нем оживет в настоящем,
     И мысль сохранят, как вино в погребах.
     Такой весельчак был бессмертьем украшен,
     И церковь пред словом утратила страх.[156]
74. До смерти всей жизни семь тысячелетий,
     Но трупы воскреснут в истлевших гробах.
     Пред страшным Судом невзлюбившие света.
     Пора, на колени, и ужас и страх!
75. Мир ждет повелителя света и знаний.
     Казалось, что он никогда не придет.
     Дорогу Гермеса мостят ожиданьем,
     И гений Востока в любви оживет.
76. Его «отличили» в великом сенате,
     Добро отобрав и лишивши всех прав,
     Как нищий и раб, без надежд на расплату,
     Он жил меж чужими, участья не знав.
77. Тех тридцать дотла разорили квириты,
     Досталось доносчикам все их добро,
     Изгнанники в трюме дощатом сокрыты,
     Корсар их сменяет на шпаги и ром.
78. Внезапная радость сменяется грустью,
     И Рим потеряет священный покой,
     Кровь, слезы и плач будут вызваны жутью,
     И войско врага растекалось рекой.
79. Столетья совсем перестроят дороги,
     Кто может узнать прежний путь на Мемфис?
     Меркурий с Гераклом ведут самокатные дроги,
     И скорости эти сорвут Флер де Лис.
80. Король вместе с герцогом всех победили,
     Огонь лижет бронзу тяжелых ворот,
     Пожары разрушенный порт осудили,
     Горящий корабль в воде не живет.
81. Сокровища скрыли в собор Гесперийцев.
     Куда? Лишь немногим известен секрет.
     Голодное рабство бунтует и злится,
     Стремясь к золотому сиянью монет.
82. Не верьте восторгам последнего штурма!
     Есть корни возмездья в гражданской войне.
     Владеют кинжалы восстанием бурным,
     И слезы и кровь заструятся сильней.
83. Мятеж этот вспыхнет стихийно, без знаков,
     Шумя выбегает из парка толпа.
     Здесь звери рычат в омерзительной свалке,
     И вот окруженец последний упал.
84. Кому из низов удается пробиться?
     Верхи дорожат вековой высотой!
     Не всем обойденным дано покориться,
     И зависть командует ярой враждой.
85. Террор поражает и смелое слово.
     Трибун из тюрьмы не отослан к врагу.
     Смирившийся молит простить его снова:
     Таких и законники не стерегут.
86. Гриффон будет править Восточной Европой,
     Где белых и красных пьянят грабежи.
     Весь Север глядится в духовную пропасть,
     Второй Вавилон любит ритмы машин.
87. Кто будет посредник с империей смерти?
     Спешит в Антиподы из Ниццы король.
     Пал конь под ним; в лучшее время не верьте!
     Грабеж побережья доставит нам боль.
88. Мы слезы и кровь осушить не сумели.
     Конек на часах был давно нездоров.
     Летят на горящую крепость в Марселе
     Древесные бивни военных судов.
89. Кирпич превратится в строительный мрамор.
     Семь лет и полвека не будет войны.
     Большой акведук восстановят недаром,
     И полон плодов сад спокойной страны.
90. В столетьях сто раз умирают тираны,
     Ученым и честным сдавая всю власть.
     Не скоро затянутся старые раны,
     Ведь низость и грязь не смогли обуздать.
91. Наука! Терпи переходное время!
     Как зверь, начинает семнадцатый век.
     Цвет серый и черный на крыльях из ангельских перьев,
     И церковь суровый ведет человек.[157]
92. Отцов ли удержишь от смелых стремлений?
     И губят детей на глазах у отцов.
     В Женеве народ вовлечен был в движенье,
     И смяли вождя с деревянным лицом.[158]
93. Пусть парус расширит границы империй,
     И новый корабль летит над волной.
     Гляди: две порфирных колонны украсили берег.
     Держи, биакрийцы, заложников, это надежней, чем бой.
94. Тиран гонит чудо из лабораторий.
     Немногих закон серафистский спасет.
     И Вена с испанцем презрительно спорит,
     Низмес, Орлеан с ней составит оплот.
95. Могучий король всей Испанией правит,
     Чтоб с моря и суши ударить на Юг,
     Теперь полумесяц всей сворой затравят,
     Но тени крестов загрустили не вдруг.
96. Дождемся, когда обветшают мечети,
     И рот полумесяца с неба собьют,
     Двух ранят два «А» близ морей на рассвете,
     И верой иною пришельцы живут.
97. Ко дну идут в бурях столетий триремы,
     И летопись рвут, будто парус, ветра.
     Пусть к варварам благостно жесткое время:
     Клянет их историк разбегом пера.
98. Страна будет видеть вселенского зверя,
     Все в клочьях роскошные ризы ее,
     Купцы, забулдыги, скоты, всем вам не во что верить!
     И пресное время здесь гнезда совьет.
99. Настанет период недолгих идиллий.
     Волк, лев водят дружбу с быком и ослом.
     Но манна с небес не летит в изобильи,
     Бульдог сядет в лодку с военным веслом.
100. Быть Англии сильной владыкой империй,

Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.