Норки, Клава и 7"А" - [17]

В ту же секунду Клава спрыгнул с саней и направился к березе. Вся стая моментально сорвалась с дерева и скрылась за пригорком.

Клава догнал наш возок и уместился рядом со мной.

Вскоре деревья расступились, и мы выехали на заснеженное поле Видаламбы. Три первых лошади уже стояли там, и перед ними брошены охапки сена, а бригадир рыбаков Федор Игнатьевич со своим напарником что-то размерял на льду. Оказывается, это они намечали будущие лунки.

Выгрузившись из саней, ребята пересчитали инструмент.

Всего оказалось десяток пешней. Да три пешни — у рыбаков.

Наташа распределила ребят по звеньям, и работа закипела. Сразу стало жарко, хотя льдинки из-под пешни холодными брызгами обдавали лицо. По нашим лункам можно было на льду начертить широкий круг, в центре которого рыбаки вырубили большую квадратную прорубь.

Наверно, целый час мы долбили лед. Лунки у нас получались не такие ровные, как у рыбаков, но все же мы прорубались до воды. Наконец Федор Игнатьевич, проверив нашу работу, крикнул:

— Заводи-и!

Рыбаки с помощью шеста пропустили подо льдом от лунки к лунке веревку, чтобы за ней протянуть крылья невода. Затем в широкую прорубь опустили невод и стали его тянуть. Мы помогали. Лучше всех получалось у Кости Загуры. Он был самый сильный из ребят.

— Этого парня я бы взял к себе в бригаду, — сказал Федор Игнатьевич. — Есть у него рыбацкая хватка.

Мы смеялись, кричали, подбадривая друг друга. Клава тоже трудился вместе со всеми, старательно тянул мокрый конец веревки и кряхтел.

Когда крылья невода показались из воды, прорубь закипела.

— Давай-давай, ребятушки! — поторапливал Федор Игнатьевич. — Выбирай крылья, кажется, рыбку-то мы зацепили.

Рыбаки торопливо хватались за мокрый невод, и выбрасывали его на лед.

Мотня — сетяной мешок в середине невода — никак не проходила в прорубь, так много было рыбы. Один из помощников Федора Игнатьевича схватил с саней сачок и начал вычерпывать рыбу. На льду заплясали плотвицы, язи и окуни. Горка рыбы росла на глазах, а прорубь все кипела.

Потом, когда все было закончено, рыбаки уселись прямо на сырой невод и закурили.

— Оказывается, есть рыбка в Видаламбе, — сказал Федор Игнатьевич. — А мы все на Сумозеро ездили, куда подале да где воды поболе. И чего мы здесь не ловили?

Клава топтался возле вороха рыбы и палочкой переворачивал рыбешек, словно искал что-то.

— Смотрите, смотрите, какой здоровенный ерш! — ликовал он.

И в самом деле Клава отыскал редкостного ерша. Его коричневая спинка была размечена черными крапинками, а глаза голубые-голубые. Ерш то переворачивался с боку на бок, то становился на хвост.

— Это, наверно, ершиный царь! — сказал Клава.

— Из ерша уха получается знатная, — подхватил Федор Игнатьевич. — И в самом деле царская.

— А мы будем варить уху? — спросили ребята.

— Неплохо бы, да только неводить надо, да и кастрюли нет.

— Есть, есть кастрюля! — оживился Клава. — У меня в рюкзаке. Я взял, чтобы сидеть на ней, когда удить буду.

— Ай да парень! Ну что ж, давай вари.

Девчонкам затея с ухой понравилась. Они мигом отобрали рыбу и вычистили ее.

А мы с Витькой Козыревым отошли на новое место и опять стали долбить лунки.

Вдруг мы услышали, как загалдели и завизжали девчонки.

— Чего это они? — переводя дух спросил Витька.

— Наверно, Клава что-нибудь сморозил.

— Сбегай-ка узнай, в чем дело.

Я прибежал к девчонкам и понять не могу, чего они хохочут. Прямо помирают со смеху. А потом взглянул на Мятлика и тоже прыснул. Черной копотью под носом у Клавы были намазюканы усы. Один ус тянулся до самого уха. Такая же черная полоса перечеркнула и Клавин лоб.

— Славик, чего они? — пожаловался Мятлик. — Я им кастрюлю принес, а они…

— Да у тебя же все лицо в саже. Ты на самого Бармалея сейчас похож. Кастрюлей, что ли, вымазался?

— Не-е. Кастрюля чистая. Это я, наверно, керогазом…

Девчонки сразу смолкли.

— Каким керогазом? — удивилась Галка.

— Из сарайки.

— Ничего себе.

Оказывается, с вечера, когда Мятлик начал сборы на «Ледовый десант», он откопал в сарайке какой-то древний керогаз. Не будешь же на льду костер разводить, если уху варить придется. Вот Клава и надумал прихватить с собой керогаз. Но керогаз оказался таким закопченным, что пока Мятлик разжигал его, весь вывозился в саже.

Услышав про керогаз, девчонки оживились, быстро покидали в кастрюлю выпотрошенных ершей и наперегонки побежали к лошадям, где коптил допотопный Клавин агрегат.

Второй замет невода был еще удачней. Вместе с плотвой мы выкинули на лед пять щук. Они, как рыжие поленья, лежали на снегу и топорщили жабры.

На санках отвезли рыбу к лошадям и загрузили два воза.

— Как же назад поедем? — задумался Федор Игнатьевич. — Рыбы-то вон сколько. Да и невод смерзся — колом стоит. Не разместиться всем на санях.

— У нас же лыжи есть! — надоумила Наташа. — Встанем на лыжи, зацепимся за сани веревкой и поехали. Так даже интересней.

Уха была и в самом деле вкуснейшая. Мы разлили ее по кружкам и с наслаждением прихлебывали ароматный ершовый бульон.

А потом рассадили девчонок по саням. К последнему возку привязали веревку и, друг за дружкой ухватившись за нее, растянулись длинной цепочкой. У меня лыж не было, и Павел Евграфович отдал свои. Замыкала цепочку лыжников наша вожатая Наташа.