Норки, Клава и 7"А" - [16]

— Давай-ка, ребятки, пошустрее, — с этими словами старик поправил за спиной ружье и сильно оттолкнулся палками. Я обошел Клаву и устремился за Графычем, Он торопился. Шел так ходко, что я еле поспевал за ним, Мятлик сразу отстал.

За речной излучиной начинался перекат. Здесь деревья теснились у самой воды. След рыси вел по берегу. Графыч сошел со своей лыжни и стал прокладывать новую — вдоль следа. Возле двух вывороченных с корнями елок, стволы которых перегородили реку, старик остановился. Потом обошел выворотни и что-то поднял с вытоптанного круглыми лапами рыси снега.

— Вот теперь могу сказать, что до нынешнего утра наша Дымка еще была жива, — проговорил Графыч.

— Где Дымка? — переспросил подоспевший Мятлик.

— Вот все, что от нее осталось, — сказал старик и протянул нам с Клавой щепотку голубых ворсинок.

Свежие следы, словно страница книги, рассказали Графычу все, что случилось у этого переката нынешним утром.

Рысь затаилась под выворотнем. Она услышала какой-то слабый шорох. Снизу по реке, обследуя полынью за полыньей, шла норка. Она осматривала прибрежные камни в надежде найти какую-нибудь добычу. Затем приблизилась к упавшим елям. Рысь сжалась в комок, подобрав под себя все четыре лапы. Затем последовал прыжок, и ничего не подозревавшая норка оказалась в когтях страшного зверя.

В том, что это была Дымка, Графыч не сомневался. Одного только он не мог объяснить, где так долго жила наша Дымка?

Графыч задумчиво глядел на свою ладонь. Ветерок сдувал с нее одну ворсинку за другой. Ворсинки падали на голубой снег и становились невидимыми. Клава шмыгнул носом. Я понял, что ему хочется поскорее уйти от этого страшного места.

Десант на Видаламбе

Как-то в субботу девчонки из нашего класса передали приказ вожатой: «Завтра — "Ледовый десант". Взять с собой еду на целый день, лыжи и, у кого есть, пешню[8]. Сбор у зверофермы». И больше никаких подробностей.

Наташа после уроков была на комсомольском собрании, и я решил зайти к ней вечером домой и все узнать. Мятлик, конечно, увязался за мной.

— Хорошо, что сам пришел, Слава, — сказала Наташа. — Дело вот какое. В столовой рыба кончается. Завтра рыбаки едут с неводом на Видаламбу. И я договорилась с отцом, что наш отряд поможет. Там, главное, помочь долбить лед, а с неводом рыбаки сами управятся. Ты сходи к Загуре, Козыреву и к другим мальчикам, объясни что к чему. Сбор в восемь утра.

— А уху варить мы там будем? — спросил Мятлик.

— Ты что, с нами собираешься? — удивилась Наташа.

— Собираюсь, — буркнул он. — Я могу и один. Удочки возьму и буду ловить.

— Ну вот еще кустарь-одиночка отыскался. А тебя мама отпустит? — спросила Наташа.

— Со Славиком отпустит, — заверил Клава. — Мы на лошади поедем?

— На лошади, на лошади, — ответила вожатая. — Целых четыре отменных коня.

Клава тронул меня за рукав и степенно произнес:

— Пошли, надо собираться…

Утром возле фермы было шумно и весело. Ребят собралось человек двадцать.

Многие девчонки пришли с хозяйственными сумками. Вот люди, будто в поход никогда не ходили, рюкзака не видели. Стоило сказать, что лошадь повезет, так все с сумочками явились. Уж на что Мятлик и тот сообразил, что рюкзак для такого дела — лучше не придумаешь.

Правда, я не ожидал, что у Клавы получится такой объемистый рюкзак. Шапка едва выдавалась над клапаном рюкзака.

— Чего ты туда напихал? — спросил я Клаву.

— Все, что надо, — солидно ответил он.

Совхозные рыбаки уложили в сани невод, подоткнули под него пешни.

Одну повозку снаряжал Павел Евграфович. Он принес огромную охапку сена и, бросив ее в сани, подмигнул Мятлику.

— Ну что, Клавдей, едем со мной?

— Конечно! — заликовал Клава. — И Славик с нами.

Мы уложили на возок свои лыжи и рюкзаки. Там уже были одни — широкие, выкрашенные зеленой краской лыжи Павла Евграфовича. Ребята устроились в санях, и наш поезд тронулся. Клавин рюкзак оказался на самом верху.

Едва мы отъехали от фермы, как лошади побежали резвей. Кто-то из ребят неловко повернулся и нечаянно уронил рюкзак Мятлика. Все закричали. Графычу пришлось остановить коня. А Клава, спрыгнув с саней, поднял рюкзак и водворил его на прежнее место. Больше никаких приключений не было.

Когда миновали опушку леса и въехали в ельник, стена деревьев подступила к самой дороге. В мелколесье снег был утоптан пальцастыми лапами зайцев-беляков. Изредка заснеженную лесную поляну ровной строчкой пересекал лисий след.

Павел Евграфович подергивал вожжами, подбадривал коня, чтобы догнать ушедших вперед лошадей.

— Смотрите, смотрите! — вдруг загалдели девчонки.

Большая развесистая береза, что стояла на пригорке, неподалеку от дороги, была сплошь увешана тетеревами.

Я насчитал их двенадцать штук. Сидевший на самой верхней веточке тетерев вытянул шею и зорко следил за нами. А остальные птицы как ни в чем не бывало, переставляя лапы, склевывали березовые сережки с самых тоненьких ветвей. Иногда веточка не выдерживала, тяжелая птица срывалась было вниз, но сделав два-три взмаха крыльями, садилась на новую, более крепкую ветку.

— А почему они нас не боятся? — спросил у Графыча Мятлик.

— Так мы ж на лошади. Попробуй-ка пешим подойти — вмиг улетят.