Номер 411 - [15]

В ту секунду, когда я услышала, как дверь дома с сухим щелчком захлопнулась за тобой, я глубоко вздохнула, испытывая чувство облегчения и свободы. Конечно, ты вернёшься, и я буду этому рада, но сейчас я одна, и тоже вполне счастлива. Быть может, такое случается со всеми, только не все в этом признаются. Люди женятся и живут бок о бок десятилетиями, едят в один и тот же час, спят в одной постели, смотрят одни и те же телевизионные программы, вытирают лицо одним полотенцем, говорят одинаковые слова, думают одинаково и, когда говорят, употребляют множественное число. Я нахожу это невыносимым. Я считала это невыносимым с самого детства. Прошло всего ничего, как я снова свободна от подобной участи и желаю видеть свою жизнь без чьего-либо постоянного присутствия, без того, чтобы воспринимать себя элементом «пары». Я должна сказать ему это, подумала я, сказать это ему, пока не поздно.

Я сказала тебе это, стараясь быть деликатной, и попыталась улыбнуться. Я повторила тебе это десять, двадцать, сто раз, но ты никогда не хотел дослушать меня, и каждый раз, когда я говорила: нет, будет лучше, если мы завтра не увидимся, мне необходимо побыть одной, — ты отвечал, что двое, если они любят друг друга, должны быть вместе, как только и когда только могут, а я завтра могу, и ты тоже завтра можешь, поскольку завтра ты не работаешь, да, отвечала я тебе, я могу, но не хочу, а ты как будто не слышишь, и однажды я сказала тебе это слишком громко, с чрезмерным сарказмом и излишней яростью, причём когда мы были не одни. Ты грохнул кулаком по столу и крикнул, чтобы я заткнулась и прекратила орать. Что слова, которые я произнесла, тебя ранят, это отвратительные слова. Что ты не можешь снести такое. Я и наш друг, который был с нами, в ужасе переглянулись, не произнеся ни слова. Когда друг ушёл, и мы остались наедине, я схватила бутылку ледяной водки, сделала большой глоток, села на подоконник и притянула тебя к себе. Было очень жарко в тот вечер, и струйки слюны, которые твой язык оставлял на моей коже, смешались с потом, я сидела на подоконнике, откинув назад голову и обхватив ногами твои бедра. Чувство досады моментально исчезло, исчезло все, кроме наших тел, одно напротив другого, одно в другом.

Вначале, когда ты появлялся в моем доме, мы подолгу гуляли, я водила тебя посмотреть на места, которые помнили меня девчонкой, где я играла, где пряталась: кладбище, заброшенная вилла, загадочная площадь с домом престарелых, просёлочная дорога, забитая грузовиками, которая с тех детских лет обозначала границу между моим миром и мне ещё неведомым. Мы садились верхом на парапет моста над рекой и смотрели на коричневую воду, медленно тащившую мусор. Мы разглядывали фиалки, цветущие вдоль дороги. Мы пили капуччино за столиками кафе, куда я прежде никогда не заходила. Затем, неожиданно, в конце марта, повалил снег, и мы гуляли под белым и обильным снегопадом, я в своих сапогах-вездеходах, ты в армейских ботинках, обёрнутых пластиковыми пакетами, прямо посреди провинциальной дороги, впервые пустой от автомобилей и безлюдной, застеленной белым покрывалом. Я высовывала язык, откидывала голову назад и пила растаявший снег. Я смотрела на тебя, идущего впереди с пакетами на башмаках, и смеялась: ты выглядел так забавно, и снег был таким красивым, и жизнь казалась прекрасной. Просто восхитительной она казалась, потому что рядом был ты. Ты. Никто другой не мог бы разделить этот счастливый миг со мной. Мы потратили немного денег на ужин, вернулись домой, разожгли огонь в камине и долго разговаривали, наверное, до самого рассвета. Но когда ты повернул ко мне своё лицо, улыбки, которую я ожидала увидеть, на нем не было. Вместо неё — гримаса необъяснимой скуки. Я сунула руки в карманы и сказала тебе: я схожу на улицу, хочу погулять в одиночестве.

Когда я вернулась в дом, ты сидел за моим столом, на моем стуле и что-то писал в записной книжке. Ты не произнёс ни слова, ты даже не поднял головы, чтобы взглянуть на меня.

Вот ещё: в какое-то мгновение я думаю, что ты — лучший мой друг, однако мгновение спустя, что ты — мой худший друг. В сущности, я ничего о тебе не знаю. Ничего ни о ком неизвестно. И ещё меньше известно о тех, кого любишь.

Меня охватили сомнения. Я вспомнила свой страх при мысли, поразившей меня однажды, когда я взвешивалась в спальне: что происходит с моим телом? Что с ним происходит под твоими руками, под весом твоего тела, под весом твоих слов, твоего взгляда? Моё тело видоизменяется, как будто оно из пластилина, который лепится день за днём, миг за мигом, и между мной и им нет никакого согласия, есть только борьба, свирепствующая в клетках мозга и клетках тела. Моё тело мне больше не принадлежит, существуя в прямой зависимости от твоего желания. Дышит, чтобы совпасть с твоим дыханием, двигается, чтобы содействовать твоему желанию двигаться, остаётся неподвижным, когда ты хочешь неподвижности.

Ты сжимаешь мои лодыжки ладонями, стискиваешь мои бедра коленями. Я — лоно, которое открывается не для того, чтобы отдаться тебе, а для того чтобы переносить твои погружения. Посмотри на меня: я уже не та девушка, какой была, прежде чем встретить тебя. Но ещё и не та женщина, какой ты хотел бы меня видеть.