Ноль - [31]

— Зачем "затем"?! — недоумевала я.

— А я откуда знаю?! Надо, значит, надо, и вообще приказы не обсуждаются.

— Ты же никогда не служил!

— Перестань цепляться к моему темному прошлому, — фыркнул Виктор и потащил меня к отделению реанимации.

Доктор уже ждал нас у окна. Он, схватившись за подоконник, тревожно всматривался в темноту. Мы быстро прошуршали по песку дорожи и остановились напротив него. В свете тусклого фонаря доктор выглядел слегка желтым лицом. Однако, его профиль четко вырисовывался на фоне темной палаты. Черные кудри слегка колыхал ветерок, доктор был романтичен и бледен, глаза его сверкали в темноте самостоятельно, без всяких там фонарей.

— Заждался, — отрывисто сказал доктор, и полез на подоконник. Он едва не нырнул злополучной, кудрявой своей головой вниз, но удачно полетел прямо на Виктора, тот подхватил его. Оба они упали на дорожку.

— Смягчил удар, спасибо, — откомментировал тихо доктор, поднимаясь и протягивая Виктору руку.

— Обращайтесь, — кратко ответил Виктор.

Я заметила, какими деловыми вдруг оба они стали, словно думали об одном и том же общем деле, хотя доктор нам своих планов еще не излагал.

— Ну, и что тут у нас происходит? — заспанный, но очень суровый доктор, выглянул в окно.

— Ну, ты сам видишь, — в тон ему ответил ван Чех.

— Валя, тебя проще расстрелять, чем вылечить, — вяло рассудил врач, — Учти, я окно на ночь закрою изнутри, и не пущу через дверь. Обратно влезай, как хочешь.

— Я же Шредингеровский, — подмигнул ему ван Чех.

— Дурак ты! — махнул рукой врач и закрыл окно.

Мы быстро пошли по песку дорожки вперед, ван Чех опирался на Виктора и жаловался, что его нещадно мутит. Я не чувствовала ног, словно летела над землей. Что-то важное случится, ужасно важное, неизвестность хуже каторги.

— Доктор, а что мы все-таки будем делать?

— Не знаю, но я точно знаю, чего мы пока еще не будем делать.

— Чего? — решила уточнить я, ожидая, что нарвусь.

— Детей, — отрывисто бросил ван Чех.

— Детей это кого, а спросила "чего"!

— Бри, что ты такая умная?! — взвился ван Чех.

— Господи, господи, — проворчала я.

Мы с Виктором рванули к лифту.

— С ума сошли? За мной, — шикнул на нас ван Чех. Мы прокрались к черной лестнице, доктор навалился на дверь, в ней что-то щелкнуло, и она распахнулась. Неловко он ввалился в коридорчик. Перепрыгивая по одной или две ступеньки, мы неслись вверх, как ошпаренные. Перед дверью на этаж ван Чеху стало дурно. Он еще больше побледнел, оперся на дверь, никак не мог продышаться, на лбу крупными горошинами выступил пот.

— Черт бы ее побрал вместе с битой, — прорычал доктор и распахнул дверь на этаж.

До ординаторской было всего несколько шагов, но их доктор проделал с помощью Виктора и опустился без сил в свое кресло. Я потянулась, чтобы зажечь свет.

— Не включай, — гулко сказал он, — задерни шторы, Виктор. Я включу лампу.

Желтоватый свет больно ударил в глаза, мы сели заговорщическим кружком вокруг источника света. Доктор достал из ящика коньяку и выпил.

— Должно укрепить, — крякнул он, — и вообще перед всеми этими шаманскими плясками надо выпить.

— Вы точно уверены, что надо что-то делать сейчас? — спросила я.

— Нет, прямо сейчас делать мне ничего не надо, а вот тебе придутся поработать. Что там с больными нашими?

— Серцет преодолел фобию, как-то легко и быстро. Он пишет на бумаге, я сказала, что вы жаждете продолжения, и он обещал его написать тут же. Аглая… она вообще рассказала что-то фантастическое.

— Прямо рассказала.

— Это можно читать, как комиксы, — я выложила мятые картинки на стол и вкратце изложила разговор с Аглаей.

— То есть Пенелопа где-то все еще бродит по пограничью, — сделал вывод ван Чех, — любопытно.

— Учитывая, что сама она считала пограничье, чем-то вроде овеществленного коллективного бессознательного, возможно, она там.

— Архетипом заделалась, — поддакнул ван Чех, — а что? С нее станется. Что сестренка?

— Сохнет по вам, молча. Обещала заходить к вам в палату.

— Добить? — не мигнув, спросил доктор.

— Не обижайте девушку в лучших чувствах, — обиделась я за Британию.

— На самом деле я был бы только рад, лишние гости всегда праздник, — отвлеченно ответил он.

— Маус тоже обещала заходить.

— О, как она.

— Веселее и перестала нянчить свою подушку.

— Прогресс, — порадовался скромно доктор, — Я пришел в себя. Виктор, бери Пенелопину тетрадь, пригодится. У меня тут твои рисуночки завалялись, возьмите каждый.

— У меня свой есть, — сказала я, проверив карманы.

Мужчины взяли по листку бумаги.

— Тебе теперь спать, Брижит, — сказал ван Чех.

— Я не усну, — я поняла, что катастрофически не способна уснуть.

— Спеть тебе колыбельную? — издевался доктор.

— Успокоительное, — поразила меня идея.

— Я уколы тысячу лет не делал, — посетовал доктор.

— Я смогу сделать, но только в бедро, — сказала я, — отвернитесь оба.

Ван Чех подал мне шприц и ампулу дежурного препарата. Мужчины отошли к окну.

— Ладно я. Но Виктора-то чего стесняться?! — ворчал доктор.

Я вколола успокоительное.

— Теперь осталось ждать, пока оно подействует, — резюмировала я.

Мы сидели спокойно около двадцати минут, когда я начала зевать ван Чех изрек.

— Железная ты фемина, Бри, долго держалась.