В ординаторской было темно. Свет фонаря спокойно лежал на полу. Портрет доктора, висевший напротив двери, вдруг упал с грохотом. Гулкий звук вырвался через дверь и прокатился по коридору, многократно повторяясь, усиливаясь. Звук ударился о стены коридора, погудел и затих.
От падения рама картины раскололась в углу. Возле места раскола быстро образовалась лужа серо-зеленого грязного цвета. Фон картины колебался, как будто был из вязкой жидкости, что вытекала на пол. Лужа достаточно быстро покрыла собою пол, вытекла через щель под дверью в коридор. Вязкая серо-зеленая слизь проникала в палаты больных, тонким неудержимым потоком скатывалась вниз по лестнице. Совсем скоро все полы в больнице были покрыты ею, и блестели, как зеркало. Слизь стала пробираться наружу, вон из отделения, сочилась по главной лестнице приемного покоя, вытекала из-под щелочки под маленькой серой дверкой для персонала.
Пространство за спиной нарисованного ван Чеха расслоилось, стало трехмерным, заволновалось сильнее. Нарисованный доктор стал тонуть в нем и вскоре на портрете его не стало. Тогда слизь рванулась цунами комнатного масштаба. Выбив дверь, она устремилась во все стороны. Слизь шумела, будила и пугала больных, которые неизменно вставали со своих постелей. Но когда их ноги касались пола и слизи, то они пропадали.
Поток вырвался на улицу. В глубокой ночи он быстро заполнил весь сад, снес ворота, попутно заполняя собой все и вся. Бездомный бродяга, спавший под кустом, проснулся, но не понял, что произошло. Слизь коснулась его и он исчез.
Прошло еще несколько минут, поток был уже далеко от того места, где начал свое путешествие. В свете фонаря, падавшего на спокойную гладь слизи, вдруг появилось шевеление. Слизь начала оживать, принимая обличье человека с ногами вместо рук и ртом, зашитым суровыми нитками. Существо огляделось и выпрыгнуло в окно, выставив раму.
Появлялись и другие, одно ужаснее предыдущего. Кто выходил в окно, кто в дверь, кто уплывал по слизи в каноэ, кто вылетал на ядерной ракете в ночное небо прямо сквозь потолок. Все это происходило бесшумно, молча. Существа сосредоточены были только на одном: убраться подальше от этого места. Везде, куда достигал свет фонарей, появлялись эти твари. Головоногие, безголовые, со стулом вместо головы, с крыльями, с туловищем и копытами козы, летучие, ползучие, мерзкие.
Они распространились по миру медленно и стремительно, подобно породившей их слизи. Они рождены специально для того, чтобы те редкие люди, до которых слизь добраться не сможет, проснулись утром в совсем другом мире.
Чем дольше доктор думал над этим, тем сильнее боялся. Он знал, откуда эта слизь, знал, куда засасывает людей, понимал, что даже если им удастся слизь остановить и избавиться от нее, то работы у него прибавится.
Он вдруг вздрогнул и проснулся. Глубокая ночь, он так высоко, что света фонарей недостает. Но есть луна, и она светит куда сильнее. Ван Чех отдышался, вытер холодный пот со лба и повернулся на бок. Британия как всегда спала спиной к нему. Доктор обнял ее и зарылся носом в волосы. Бри ненадолго проснулась, поцеловала его пальцы и снова заснула, улыбаясь.
Ван Чех начал успокаиваться, но спать себе не давал. Стоило закрыть глаза, как мерзкие твари снова лезли из непонятной слизи. Доктор устал видеть эту картину. Сколько ночей подряд? Месяца три, почти каждую ночь. Что его гложет?! Пророческих снов не бывает, подсознание работает над чем-то, что за неразрешимая проблема?
Вдруг доктору стало страшно наяву. Он встал с постели, посмотрел за окно. На миг ему показалось, что в свете фонарей асфальт неправдоподобно блестит, но это был лишь обман ожидания.
За стеной заплакал ребенок. Британия тут же вскочила.
- Спи родная, я сам, - гулко прошептал доктор и вышел.
Доктор ловко поменял пеленки дочке и долго еще качал ее на руках. Не потому что она не засыпала, а чтобы почувствовать ее тепло, успокоиться. Оказавшись на руках отца, Анжи сразу притихла, издала что-то наподобие смешка и, пару раз моргнув голубыми глазами, засопела.
- Баю - баюшки-баю, - машинально басовито напевал доктор, расхаживая по комнате. Он очень скоро успокоился, положил дочку в кроватку и вернулся.
- Что там? - тихо спросила Британия.
- Пеленки грязные всего-навсего. Чистюля растет, - зевнул доктор, - это хорошо… Это правильно… Если бы она проголодалась, я бы тебя позвал. Спи, моя хорошая.
Доктор и Британия заснули до утра, сон их больше ничего не тревожило.
