Ночные тайны королев - [8]

– Что ты тут делаешь? – крикнул Клавдий издали.

Старик выглядел непомерно дряхлым, был бледен как смерть и тощ как скелет. Клавдий удивился, что человек в столь преклонном возрасте не опасался влажного тумана, грозящего обострением боли в суставах.

– Собираю дрова для погребального костра, – ответил невольник дрожащим голосом. – Через девять дней на нем сожгут мужа Мессалины.

Просвещенные умы, умудренные знаниями, презирали пророчества такого рода. И Клавдий, едва ли не самый образованный человек своего времени, не был исключением. Однако на сей раз он так испугался, что не сумел справиться со своим позорным заиканием.

– Но ведь му-уж Ме-есса-алины, – с трудом выдавил он, – э-это са-ам им-император!

– Ну и что? – прозвучало в ответ. – Мне велели собрать дрова для погребального костра – вот я и собираю.

Если бы не хромота и страх, сковавший члены, Клавдий со всех ног бросился бы наутек, но он не смог сдвинуться с места. В конце концов, собравшись с духом, он приказал:

– Назови свое имя, старик.

– Алектон, – послышалось издали, и старик, явно не желая затягивать беседу, исчез, словно растаял в тумане.

Внезапно обретя силы, припадая на короткую ногу, Клавдий заторопился во дворец. Призвав к себе верного Нарцисса, он велел узнать, числится ли среди садовников старик по имени Алектон.

– Этого Алектона за дерзость следует проучить, – сказал Клавдий, ничего больше не объясняя.

Нарцисс немедленно исполнил приказ, но, вернувшись, сообщил весьма неприятную для своего господина новость:

– Уже два месяца, как садовника Алектона нет в живых!

Клавдий провел отвратительную ночь. С головой забравшись под одеяло, он в отчаянии считал, сколько часов наберется в девяти днях, и пришел к выводу, что жить ему осталось совсем немного.

Мессалина старательно утешала мужа, а потом, поразмыслив для виду, посоветовала ему обратиться за разъяснениями к старейшему авгуру Рима.

Авгур, без промедления прибывший во дворец, не смог растолковать странное происшествие и найти выход, который устраивал бы императора, не завершившего еще своих земных дел. Прорицатель лишь беспомощно развел руками.

– Потусторонние явления, – сказал он, – слишком серьезное предупреждение, чтобы им посмел воспротивиться смертный, будь он даже самим Великим понтификом.[1]

Мессалина, с удовлетворением наблюдавшая за тем, как ее муж бледнел и все больше волновался, медленно подошла к нему и с расстановкой, словно соображая на ходу, произнесла:

– Пророчество непременно сбудется, иначе и быть не может… Но ты должен спастись, супруг мой. Как ни жестока к нам судьба, мы сумеем ее обмануть. Вспомни, о чем сказал старик?

– Как это о чем? О том, что я скоро умру, – ответил подавленный Клавдий.

– Нет, божественный, он сказал, что умрет мой муж, и мы сделаем так, что на твоем месте окажется кто-нибудь другой! – воскликнула Мессалина.

И она предложила Клавдию покинуть Рим, дабы вдали от Палатина он переждал опасный день. Тем временем она, его верная супруга, оставаясь во дворце, вступит в брак с кем-нибудь из старых проверенных друзей – ну, скажем, с Гаем Силием, неоднократно доказывавшим свою преданность и отвагу и достойным сыграть в роковой день опасную роль супруга Мессалины…

– Мне все равно, кто на время займет твое место: главное, чтобы ты был жив и здоров, – заключила она.

Старейший авгур высказался о замысле императрицы крайне неодобрительно. Клавдий же, напротив, заметно оживился – предложение жены показалось ему разумным. А так как у него было много неотложных дел, он, потирая руки, удалился, предоставив Мессалине объясняться с прорицателем.

Поддался ли авгур на уговоры императрицы, убедила ли она его – неизвестно, зато нетрудно догадаться, что он понял: препятствуя ее странному плану, он рискует надолго распрощаться с радостями жизни в Риме… а то и с самой жизнью…

На следующий день Клавдий объявил о своем скором отъезде в Остию, где строился дорогой его сердцу маяк, а Мессалина принялась готовиться к свадьбе с Гаем Силием, совершенно позабыв о том, что ее супруг – вовсе не такой простак, каким он казался. Осуществляя свой замысел, она отреклась от мужа, несколько лет бывшего ей опорой и защитой. Пути назад для нее уже не существовало.

Вскоре состоялась свадьба, но шум и великолепие праздника жители Вечного города встретили молчанием. Народ чувствовал себя глубоко уязвленным: такого безобразия не помнили старики и не ожидали увидеть ни сенаторы, ни простолюдины.

Тем временем Клавдий – умный, терпеливый Клавдий – ожидал в Остии дальнейшего развития событий. О том, что происходило в Риме, ему докладывали советники-вольноотпущенники, и прежде всего Нарцисс.

Доверенное лицо императора, но одновременно и пособник Мессалины, он по коварству не имел себе равных. Хитрец заранее подсчитал, кто поддержит императрицу в заговоре против Клавдия, и убедился, что очень немногие встанут на ее сторону, причем все они – люди крайне ненадежные.

Нарцисс не одобрял плана Мессалины, поскольку его вполне устраивал старый, уставший, легко управляемый Клавдий. Да и нетрудно было догадаться, что молодой тщеславный Силий, взойдя на престол, окружит себя своими людьми. С его приходом советников Клавдия не могло ожидать ничего хорошего.