Ночные проповеди - [101]

В пятницу небо почернело.

За несколько минут до полудня Фергюсон и Лодырь протолкались сквозь скопище народа на Принсес-стрит. Сама улица и дорога на Маунд были полностью запружены людьми, машины стояли неподвижно. Макоули переживал по поводу возможных бомб в такой сутолоке, но Фергюсон его разубедил. Да и все равно столпотворение никто не мог предотвратить. Адам решил рискнуть и пошел с копами, отправленными следить за общей безопасностью.

Он нашел себе место у подножия лестницы, близ цветочных часов и статуи безымянной женщины с двумя детьми. Лодырь примостился на постаменте. Инспектор затемнил линзы и посмотрел на солнце. Оно казалось бледным кругом в пелене черноты.

На него легла широкая кривая тень – куда шире лунного диска при затмении. Тысячи людей вокруг тихо охнули – будто накатила волна на песок. Повеяло холодом. Мрак быстро наползал, пока не закрыл светило целиком.

Фергюсон переключил линзы на прозрачность. Небо стало голубым, а на месте солнца оказался черный диск вдвое большего диаметра, разрастающийся с каждой секундой. Тонкая пленка солет поддавалась направленной поляризации, могла быть прозрачнее или темнее. Очевидно, взбунтовавшиеся роботы поставили прозрачность на минимум.

Толпа молчала. По краям диска как будто засияла заря.

Паника так и не поднялась, Фергюсон переключился на поиск в «Огл Скай». Прежде всего он взглянул на Атлантический лифт и заметил первые колебания кабеля у самой верхней станции, теперь, несомненно, забитой роботами. Сперва движение пошло медленно, но постепенно ускорилось, а потом и вовсе стало хаотичным. По всей длине лифта побежали волны поперечных колебаний, началось обрушение. Стоило пропасть невероятному напряжению, как во все стороны сразу полетели длинные обрывки волокон.

Адам взглянул на картинку с другого конца Земли. С Тихоокеанским лифтом происходило то же самое. Его успели эвакуировать – и это уж точно благодаря инспектору Адаму Фергюсону. На той стороне Земли была ночь, и падение обещало выглядеть красочней, чем в Атлантике.

Хотя оно и тут смотрелось неплохо – ведь им устроили солнечное затмение.

Над головой полыхнула вспышка света, затмив сетевое изображение. Фергюсон отодвинул его и посмотрел вверх. Толпа возбужденно зашевелилась, заохала, закричала. Снова темнота и вспышка – огненный, постепенно тускнеющий росчерк через небосвод, впечатавшийся в сетчатку. Затем багровые полосы пошли одна за другой, будто звездопад с хвостатыми метеорами.

У плеча засопели, в воздухе повисла животная тяжелая вонь. Вздрогнув от омерзения, инспектор обернулся и в сумерках затмения, рассеянных огнем падающего лифта, увидел тощее, заросшее волосами лицо с сильно выдающимися челюстями и зубами, больше похожими на собачьи, чем на человеческие. К удивлению Фергюсона, зверочеловек был в форме армейского офицера.

– Познакомься с моим лейтенантом, – предложил Лодырь с пьедестала.

– Здравствуйте, лейтенант, – изрек Фергюсон, неохотно протягивая руку.

Ее ухватила здоровенная грубая ладонь. Из пальцев торчали самые настоящие когти.

– Добрый день, офицер. Хочу кое-что вам рассказать. Я видел фото вашего нового подозреваемого номер один – Ливингстона. Так вот, он еще летом заходил на Грейфрайерс – ночью, с двумя студентами и роботом-андроидом.

– А отчего вы не рассказали нам об этом, когда мы арестовали студентов?

Оборотень пожал плечами.

– Для меня это было уже через край. Я много лет не говорил с… с нормальными людьми. Пришлось залечь в логово, чтоб справиться с волнением. Однако должен сказать: я слышал, что они говорили – Хардкасл, студенты, Ливингстон. Не все слышал, обрывки. Про христиан плохо говорили, вторили друг другу. А Хардкасл помянул «Третий ковенант». И никто о нем не сказал плохого.

Фергюсон прикрыл веки и спросил:

– С чего бы Ливингстону лгать о своей вере? Вервольф рассмеялся.

– Инспектор, никто из них не лгал. В религиях нет лжи. Там очевидные факты – хотя и иллюзорные. Там простые слова – хотя и в переносном смысле. Там нелепые идеи – хотя их принимают за символы глубинной истины. Никакой лжи. Люди, пославшие меня на Ближний Восток, уверяли, что мы разрушим империю зла. Они тоже не лгали.

Лейтенант косо глянул на Лодыря, ощерил зубы в чудовищной ухмылке, развернулся и заковылял прочь. Толпа расступалась перед ним с поразительной скоростью. Инспектор услышал несколько испуганных вскриков. Впрочем, их быстро заглушили охи и ахи взбудораженного сборища, глазеющего на фейерверк из падающих обломков.

– Он будет выступать свидетелем? – спросил Фергюсон.

– Сомневаюсь, – ответил робот. – Ему многого стоило даже просто прийти сюда и заговорить с вами. Ему тяжело. Но все-таки он смог, и это обнадеживает.

Черный круг закрыл полнеба. А через секунду распался на куски, пылающие по краям, словно бумажные лоскуты в костре. Затем они запылали целиком – неровные, угловатые клочья огня. Из пепла выплыл новый диск – и сгинул так же.

Фергюсон, как и люди вокруг него, знал, что происходит, – но затмения и мощные вспышки в небе от противосолнечных барьеров, сгоравших в атмосфере, заставили его подумать о Судном дне.