Ночной вызов - [3]

Занятые своим делом, врачи не замечали Пескишева. Он снял плащ, бросил его на стул и потер застывшие руки.

- Здравствуйте, коллеги. Что случилось?

Не дожидаясь ответа, подошел к больной. Посмотрел в глубину широко открытых глаз, приложил ухо к груди, покачал головой.

- Молодой человек, когда вы последний раз прощупывали ее пульс?

- Мне, товарищ профессор, не до пульса, - устало ответил Круковский. Вы лучше у Зоси Михайловны спросите.

- Кажется, я еще недавно слышала биение сердца, - сказала Зося, благодарно глядя на Пескишева: не отказался, приехал...

- К сожалению, ничто не прослушивается. - Пескишев снял с вешалки халат, скептически осмотрел его и натянул на пиджак. - Зрачки широкие, на свет не реагируют, спонтанного дыхания нет...

- Я ей уже несколько раз говорил, что больная мертва, - угрюмо сказал Круковский. - Но что с нею поделаешь?! Твердит, как попка-дурак: качай да качай! Что я - автомат, что ли? Руки занемели, спину так ломит - разогнуть не могу. Может, будем кончать эту самодеятельность, а?

- Покачайте, пожалуйста, еще несколько минут, я попробую разобраться, что тут случилось.

Пескишев мыл руки над раковиной в углу, а Зося, торопливо листая историю болезни, рассказывала, что женщину рано утром нашли без сознания в сквере. Перечислила анализы, назначения. Состояние непрерывно ухудшалось, и вот... Словно оправдываясь, сказала, что ее пригласили слишком поздно, когда уже не было ни рефлексов, ни реакции зрачков на свет, поэтому она до сих пор так и не смогла поставить диагноза заболевания.

- Для больной это, по-видимому, уже не имеет значения, но мне придется давать объяснения на клинической конференции. Не так-то просто доказать нашему главному врачу, как сложна ситуация, в которой мы оказались, да он и не любит прислушиваться к нашим доводам, а уж никаких оправданий и вовсе не принимает. Если больная умрет, он мне такую выволочку устроит, воспоминаний на двадцать лет хватит. А за что?..

Пескишев отлично понимал Зосю и ее положение, к которому невольно оказался причастен сам. Собственно, о себе думать не стоило. Он мог со спокойной совестью записать в историю болезни, что прибыл слишком поздно, когда заниматься диагностикой уже не имело смысла. Но ведь и Зосю позвали поздно, и лишь потому, что она была ночным дежурным. Единственно умное, что она сделала, так это наладила искусственное дыхание, иначе все было бы давно кончено. А вот теперь определенно больная умерла... или все-таки нет?

- Люмбальную пункцию делали? - вытирая руки, спросил Федор Николаевич.

- Нет, - почти одновременно ответили Круковский и Зося.

Своеобразие развития болезни не вызывало у Пескишева сомнения, что у больной поражен головной мозг. Но что это за поражение: травма, инсульт или что другое? Ответить на этот вопрос он не мог, поэтому любое заключение было лишь догадкой. А всякая догадка, как известно, таит в себе возможности ошибки. Ошибаться же профессору не позволяло самолюбие. Внести какую-то ясность в характер заболевания могли только данные исследования спинномозговой жидкости. К сожалению, вовремя взять ее не догадались.

Пескишев подумал, что больная фактически уже мертва. Однако это нигде не записано. Следовательно, юридически она еще числится живой. Поэтому у него есть все основания для проведения дополнительных исследований, чтобы уточнить диагноз и назначить необходимое лечение. Все это было казуистикой чистейшей воды; Федор Николаевич понимал, что пункция нужна вовсе не для того, чтобы спасти больную, а для того, чтобы оградить от лишних неприятностей врачей: издерганную, измученную Зосю и уставшего, как ломовая лошадь, хирурга. Они сделали для спасения этой женщины все, что могли, упустили только люмбальную пункцию, и это упущение, которое ничего не изменило бы в положении больной, может им дорого стоить. Конечно, с точки зрения строгой морали было во всех этих рассуждениях что-то неловкое, неудобное, но сейчас лучше об этом не думать и не говорить...

- Попробуем, - сказал Пескишев и попросил Зосю помочь ему повернуть больную на бок. Обтерев руки спиртом, он взял пункционную иглу и привычно ввел ее между поясничными позвонками, как это делал бесчисленное множество раз в прошлом. Вынув из нее мандрен, он увидел, как, словно нехотя, из просвета иглы выделилось несколько капель бесцветной и прозрачной, как слеза, жидкости.

Каждый опытный невропатолог знает, что при поражениях головного мозга нередко причиной смерти бывает не само заболевание, а его осложнения. Особенно опасен отек, вызывающий повышение внутричерепного давления, смещения и ущемления мозгового ствола, где находятся жизненно важные центры, обеспечивающие дыхание и сердечную деятельность. В таких случаях дыхание прекращается мгновенно, на непродолжительное время усиливается сердечная деятельность, и, если не делать искусственного дыхания, вскоре наступает смерть. Правда, вначале - это смерть клиническая: состояние до поры до времени обратимое, когда человека подчас еще можно вернуть к жизни.

Низкое давление спинномозговой жидкости свидетельствовало, что именно смещение и сдавление мозгового ствола было причиной остановки дыхания и прекращения сердечной деятельности больной.