Ночной вызов - [4]

У Пескишева вдруг возникло желание как-то вытолкнуть продолговатый мозг из большого затылочного отверстия, чтобы ничто не сдавливало его. Но как? Попробовать ввести через иглу раствор поваренной соли? А сколько? Этого он не знал, не знали и другие, так как никто ничего подобного еще не делал.

Терять было нечего, и Пескишев решил попробовать. Удастся - прекрасно, не удастся... Ну, что ж, старый и незыблемый врачебный принцип - не повреди! - будет соблюден, в этом он не сомневался. Ничто в мире уже не могло повредить этой несчастной женщине. Просто грех было бы не воспользоваться представившейся возможностью уточнить, какое количество раствора ему удастся ввести, - иначе говоря, решить чисто научную задачу. Если же при этом получится что-то существенное, тем лучше и для больной, и для науки.

Попросив у Зоси шприц, профессор стал медленно вводить раствор в просвет иглы. Раствор шел с трудом. Тем не менее постепенно ему удалось ввести шестьдесят миллилитров. Чем большее количество раствора он вводил, тем с большей силой приходилось нажимать на поршень шприца.

Восемьдесят миллилитров. Ну, что ж, видимо, это все. Продолжать вводить раствор стало трудно, да и, очевидно, бессмысленно. Но Зося не знала этого, она уже протянула очередной шприц.

- Последний, - сказал Федор Николаевич. - Больше не надо.

Он с силой нажал, и вдруг поршень словно провалился. Мгновенно выдернув иглу, Пескишев отпрянул от больной, не сразу осознав, что произошло. А женщина, неподвижно лежавшая на перевязочном столе, издала протяжный стон. Судорога волной прошла по ее телу. Она вытянулась, затем стала медленно приподниматься. Казалось, она хотела встать и не могла - не хватало сил. Ее вытянутые руки словно молили о помощи, и Федор Николаевич невольно схватил их. Мышцы были напряжены, широко раскрытые глаза устремлены на него. И хотя это длилось всего несколько мгновений, Пескишеву они показались вечностью. Особенно его поразили глаза больной: в них пробудилась жизнь, которая казалась навсегда угасшей.

Стон еще звучал в большой пустой комнате, когда больная стала медленно опускаться. Алым цветом загорелось лицо, запульсировали сонные артерии. Упавшая простыня обнажила ее грудь, под которой виднелось биение сердца.

Пескишев снова осторожно взял женщину за руку. И хотя рука все еще была холодная, под нежной белизной кожи отчетливо прощупывался пульс. Он был ровным и четким.

Всхлипнула и заплакала за его спиной Зося. Федор Николаевич обернулся: Зосю трясло мелкой дрожью, губы кривились и дергались, и она зажимала их рукой. Она силилась что-то сказать и - не могла, пораженная случившимся. Взгляд ее светился таким восторгом, что Пескишеву стало неловко.

- Вы что, замерзли? - грубовато спросил он. - Что это вас так колотит...

- Н-н-нет, - невнятно пробормотала Зося. - Федор Николаевич, вы... вы...

- Чего же вы стоите? - резко прервал он. - Разве не видите, что простыня совсем сползла. Накройте больную. Принесите одеяло, грелки... Да шевелитесь побыстрее и не смотрите на меня, как кролик на удава.

Пескишев взял аппарат Рива-Роччи и стал измерять у больной артериальное давление. Оно оказалось почти нормальным.

"Вот и не верь после этого в чудеса", - подумал Федор Николаевич и сел поближе, чтобы убедиться, что это не наваждение, не сказочный сон, что он действительно воскресил человека.

Успокоившаяся Зося суетилась возле больной: обкладывала грелками, укрывала одеялами. Только хирург оставался безучастным. Не обращая никакого внимания на происходящее, он продолжал исправно нажимать на резиновый баллон наркозного аппарата.

- Вы что, уснули? - поинтересовался Пескишев, удивленный его равнодушием.

Не получив ответа, он подошел к Круковскому. Тот действительно спал, продолжая механически нажимать на баллон.

"Матрос спит, а служба идет", - усмехнулся Пескишев уголками губ, вспомнив слова, впервые услышанные много лет назад от командира торпедного катера, на котором он когда-то служил. - Ну, что ж, поспи, парень, поспи, тебе еще сегодня долго качать. До самого утра, пока не сменят".

Рассказав Зосе, какие препараты нужно ввести, чтобы снизить внутричерепное давление и предупредить повторное смещение мозгового ствола, Пескишев сел за стол. Ощущение чуда, охватившее его в первые мгновения, когда восстановилась сердечная деятельность, прошло. Теперь он прекрасно понимал, что никакого чуда не произошло. Больная, конечно, была в состоянии клинической смерти. А разве мало на свете людей, находившихся на грани смерти, не перешагнули эту грань?! Бесчисленное множество. Тут интересно другое: оживить ее удалось новым, ранее неизвестным способом. К тому же сердечная деятельность восстановилась у больной с поражением головного мозга. А в таких случаях, как правило, обычные методы не годятся.

Осмысливая случившееся, Пескишев не мог не заметить, что больная не только молода, но и удивительно красива. Это особенно бросилось в глаза, когда синева постепенно уступила место легкому румянцу. Теперь женщина производила впечатление спящей. Глаза ее закрылись, а длинные ресницы слегка шевелились в такт дыханию.