Ночной сторож для Набокова - [12]

Шрифт
Интервал

— Гостья из прошлого?

— Типа того.

Мы ещё какое-то время обсуждали Данькину новую версию о путешествиях во времени, а потом я пошел домой.

Дома была очень сердитая мама. Она знала, во сколько заканчивается мой рабочий день, точнее рабочая ночь, и я всегда шел прямо домой, а тут пропал куда-то. Домой не пришел, на звонки не отвечал (звук на ночь выключил на телефоне).

— Твой Даня — неплохой мальчик, но ему пора уже расстаться с этими вечными его фантазиями! — после истории с бабочкой, когда я попал под машину, мама Даньку невзлюбила: считала, что это он был виноват. — Пора уже фантазии отличать от реальной жизни! Как он собирается заканчивать школу, если постоянно сидит в интернете?

— В интернете есть много обучающих программ, кстати, — возразил я.

— Ты хочешь мне сказать, что он сидит— учится от зари до зари? Вот уж не поверю! — завелась она, — Там, наверное, у него сплошные игры и фильмы. Когда он в последний раз книгу держал в руках?

— Фильмы вообще-то по книгам снимают, — не уступал я.

Одним словом, поругались. Хотя я мог просто сказать: «Да, извини, не подумал позвонить и предупредить, что задерживаюсь». Всего-то делов. Но я бросился защищать Даньку. Наверное потому, что мне тоже сейчас очень нужно было «отличать фантазии от реальной жизни» — так она сказала. А я никак не мог. Потому что попал в такую ситуацию, где всё вроде бы, можно было объяснить реальными фактами. Но было во всём этом что-то ещё, чего я никак не мог понять.

* * *

Лето всегда пролетает быстро — вы замечали? Наверное, потому что каникулы. Дни бежали как-то мимо меня. Ночи проходили в библиотеке. Маша появлялась не каждый раз, если часов до четырех утра её не было, я уходил спать в подсобку — уже знал, что ждать бесполезно. А если она приходила, мы сидели и просто болтали. Разговаривать с ней было странно и совсем не похоже на то, как я общался с Данькой или другими одноклассниками. У нас с ней, вроде бы, и общих тем для разговора было мало: никаких общих знакомых, никаких общих интересов. Постепенно я понял, что она не смотрела ни одного фильма из тех, которые нравились мне, а насчет её музыкальных вкусов я вообще ничего понять не мог. Она часто напевала какие-то совершенно дурацкие песенки и очень удивлялась, что я их не знаю. И не смотря на всё это, мы как-то общались. Больше всего ей нравилось читать мне свои любимые отрывки из книг. Она садилась в кресло, поджав под себя ноги, на пол рядом с собой клала стопку книг, из которых хотела мне что-то прочесть. А я заваливался на диван напротив. Ладно, признаюсь — я ждал этих наших дурацких встреч. Приходил утром с работы домой и начинал ждать, что на следующий вечер снова увижу её, и мы будем сидеть и болтать.

И вот вдруг оказалось, что мне осталось работать всего одну неделю, а потом начнётся школа. Последний год, экзамены и всё такое. Получается, я знаком с Машей уже почти два месяца, но так и не выяснил, как и зачем она залезает в библиотеку. Ну, предположим, зачем — это я могу понять: просто от скуки. Нашла в моём лице компанию и приходит. Но вот как? Как она это делает? За это время у меня было много версий, и поначалу я даже не ленился их проверять. Изучил все окна первого этажа — изнутри и снаружи. Все они надежно закрывались. Исследовал все окрестные деревья на предмет можно ли по их веткам забраться на второй этаж. Выяснил, что это невозможно, если вы не белка или не птица. Через подвал тоже никак. Несколько дней я караулил Машу в библиотеке до закрытия, ждал её и в читальном зале наверху и там, где мы с ней встречались, на первом этаже. Я думал, может, она приходит днём как читательница, а потом прячется где-нибудь в здании. Но это тоже не принесло никаких результатов (если не считать лекцию Алины Алексеевны о том, что раньше в библиотеке всё было иначе, не то что теперь бла-бла-бла). Когда мои версии все закончились, я насел с вопросами на саму Машу. Сначала пытался просто навести её на этот разговор хитростью, потом даже уже прямо спрашивал её. Но отвечала она всегда так, как в день нашего знакомства: «Я всегда здесь».

А в эту последнюю неделю я забросил все попытки выяснить кто она и откуда. Мы просто болтали, она читала мне что-нибудь вслух из своих любимых книг. Это были какие-то странные отрывки: без начала, без конца, без сюжета… Потом в какой-то момент Маша пропадала. Уходила поставить книгу на полку и не приходила обратно. Просто и буднично. Я убирал разбросанные книги, наши чашки с недопитым чаем и шел спать, ни о чем больше не думая.

Потом осталось работать три дня и я вдруг подумал, что мы с Машей можем больше не встретиться. Нет, я не влюбился, что за фигня? Просто это было бы как-то не по-человечески. Вот если бы я, предположим, поехал, в летний лагерь и познакомился там с классными ребятами. И предположим, они из другого города и я их вряд ли когда-нибудь ещё увижу. Но мы бы добавили друг друга в друзья в каких-нибудь соцсетях, обменялись бы телефонами-адресами. Потом бы изредка переписывались, заходили бы на странички друг к другу, фотки смотрели бы… Это было бы нормально, мне кажется. А с Машей мы ведь виделись почти каждый день в течение двух месяцев — это даже больше, чем смена в лагере. И что теперь? Просто «пока» и всё?


Рекомендуем почитать
Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.