Ночной сторож для Набокова - [13]

Так что я решил взяться за дело и получить какие-то её данные. Сначала я даже удивился, почему раньше этого не сделал? Но быстро понял: пока я был ночным сторожем, я должен был вообще-то её «задержать и обезвредить», нарыть на неё данные и сдать девчонку в полицию. А теперь я уже почти больше не сторож, а просто её знакомый, так что теперь это будет просто проявление вежливости. Я вооружился ноутбуком и телефоном, и когда Маша пришла, сразу сказал:

— Так, давай я тебя в друзья добавлю, а то сейчас школа начнётся, то-сё… Где ты есть? Вконтакте? На фейсбуке?

— Я здесь есть, — засмеялась она, — если ты хочешь со мной дружить, то мне это очень приятно. Хотя, — она сунула в рот конфету, — Тоже мне новость. Ты меня выбрал в первый же день.

— Я тебя не выбирал. Ты сама припёрлась, — сказал я. И как это часто бывало, когда я говорил с ней, прозвучало это грубее, чем мне бы хотелось. Поэтому я уточнил:

— Из кого я выбирал? Тут кроме тебя никого не было. В смысле, по ночам тут никого не бывает.

— Тут больше ста тысяч книг и журналов. Но ты решил общаться со мной, — Маша улыбалась, довольная, как будто её выбрали королевой красоты. — Я сначала подумала, что ты, как и все, решишь общаться не со мной, а с … Да ну её, не хочу говорить о ней!

Маша встала и отошла к стеллажам, начала по своей гадкой привычке снимать с полок книги, перелистывать и откладывать на пол или на диван.

— Мааш, я чего-то вообще тебя не понимаю. Я тут кроме тебя никого не видел!

— Ну просто признание в любви! — она засмеялась и даже немного покраснела. — Вокруг столько книг, а он кроме меня никого не видит!

Кажется, я теперь понимаю все эти анекдоты о женской логике!

— Ладно, Маш, не хочешь задружиться в сети, хорошо, пожалуйста. Тогда диктуй свой номер, — я вытащил телефон и забил в контакты: «Маша Библиотека», — Ну?

Но Маши в зале не было. Это было почему-то ясно, можно было не вставать и не смотреть за стеллажами.

* * *

Мы виделись ещё раз. Я всеми силами намекал, что обиделся из-за того, что она не хочет дать свои координаты. Даже прямо сказал, что приходить сюда, когда начнётся учебный год, не смогу. Но Маша пропускала все намеки мимо ушей. Блин, если она решила, что я собираюсь ей свидание назначать или типа того, то и фиг с ней. Я просто по-дружески хотел.

Даже не помню точно, о чём мы болтали в тот последний раз. Я решил так и не рассказывать ей о том, что все эти ночи приходил сюда потому, что это была моя работа. Если бы я сказал, что должен был охранять помещение от посторонних, а на неё не настучал, то она точно решила бы, что я влюбился. Вместо этого я рассказал ей историю с бабочкой — про Данькин доклад в школе и как я попал под машину. Она очень трогательно меня жалела, но и смеялась, а потом потребовала принести книгу.

— Какую на этот раз?

— Какую? Ты ещё спрашиваешь? Библиотечную. Она у тебя в подсобке!

Я вспомнил, что у меня в подсобке, правда, лежит библиотечная книга.

— Интересно, ты-то откуда это знаешь? Ты что, копалась в моих вещах? Ладно, я принесу, только не слиняй пока никуда!

— Нет, я хотела тебе одно место зачитать…

Я пошел за книгой. В голове начали снова крутиться версии про Машку. Может, она через подсобку как-то попадала в зал? Я включил свет, осмотрелся. Крошечное помещение, без окон — нет здесь никакой лазейки, разве что в шкафу задней стенки нет. И девчонка из какой-нибудь Нарнии сюда пролезает. Бред полный. На столе лежала книга. Ну да, мне пришлось взять её в первый день работы здесь. Надо не забыть сдать, чтобы потом проблем не было. Я вернулся с книгой в зал. Маша не обманула, не ушла.

Я завалися на диван. А она села, поджав ноги, в кресло напротив и стала читать.

«…Началось всё это, когда мне шел седьмой год, и началось с довольно банального случая. На персидской сирени у веранды флигеля я увидел первого своего махаона…»[1]

…

«…люди, дневное мышление которых особенно неуимчиво, иногда чуют и во сне, где-то за щекочущей путаницей и нелепицей видений, — стройную действительность прошедшей и предстоящей яви…»

* * *

Я подскочил так, будто на меня выплеснули ведро холодной воды. Кто-то стучал в стекло, а за окном было уже светло. Проспал! Впервые за эти два месяца я проспал.

Я метнулся к дверям, впустил уборщицу, добродушную Софью Семёновну.

— Ничего, ничего, прикорнул немножко. С кем не бывает? — приговаривала она, — Ты вообще, молодец, помощник наш. Ничего…

Уф. Пока она гремела своим ведром в холле, я вернулся в библиотечный зал и снова плюхнулся на диван. Надо же было так вырубиться! А Машенька… Я огляделся. Впервые, наверное, за всё время, она не оставила после себя ни разбросанных книг, ни леденцов. Только книга, которой она меня умудрилась усыпить, валялась, раскрытая возле дивана. Я поднял её и машинально прочёл:

«Ландриновые леденцы она носила просто в кармане, слипшимися кусками, к которым прилипали шерстинки, сор. И духи у неё были недорогие, сладкие…»

Точно, как Машенька. Только непонятно, что такое «ландриновые». Я перевернул несколько страниц.

«Она была удивительно весёлая, скорее смешливая, чем насмешливая…»

Зачем мы это читали? Из-за бабочек, точно. Я пробежал глазами по строчкам: