Ночной снайпер - [58]

— Ну почему… Его можно понять, он оперирует фактами, а не иллюзиями. Кстати, если хочешь, я могла бы проверить твое впечатление, — задумчиво сказала Люся. — Свежим взглядом, так сказать. Дай прямо сейчас посмотреть это видео и статью Янковского. Только, пожалуйста, оставь меня одну и не мешай. Я посмотрю, подумаю, потом выскажу тебе свое мнение. Час ты мне даешь?

На кухне она появилась еще раньше, минут через сорок, когда Игорь с дочерью смотрели какой-то очередной идиотский сериал, как если бы отбывали там наказание. Он встал, кивнул и вышел вместе с ней в комнату. Она села в кресло, еще раз пробежала взглядом газету с последней статьей Янковского.

— Не сказала бы, что это очень уж оригинально. Хотя отличие, безусловно, есть. Я просто не заметила бы, но, если сравнить с другими статьями Янковского, разница просто бросается в глаза. Для его прежних опусов характерен этот современный молодежный сленг, который здесь почти отсутствует. Ты прав и насчет речи Кольчугина. Он явно не ожидал этакое прочитать в своей речи. Но чтобы с таким предположением где-то выступать, нужна профессиональная экспертиза, и тогда только можно делать информацию достоянием гласности.

— Что бы я без тебя делал! — вздохнул Игорь, сев рядом с ней на подлокотник. — Ты опять права. Если идти официальным, законным путем, можно только вспугнуть тех или того, кто это все наваял. А предпринимать без Турецкого что-то по поводу экспертизы… я просто не представляю, как это делается.

Она улыбнулась, взъерошила ему волосы:

— Я бы сделала ее негласной и предварительной. У тебя же есть связи с литературоведами или редакторами, которые могли бы по образцам текста определить, кто бы это мог написать? Есть такие? Или такой?

— Если как следует подумать, то найдется, — кивнул Игорь.

И через несколько минут, порывшись в старых записных книжках, он позвонил домой своему университетскому преподавателю Петру Арнольдовичу Симукову.

— А, Игорек! — услышал он обрадованный, надтреснутый старческий голос. — Сколько лет, сколько зим! Забыл ты меня, совсем не звонишь, не появляешься… Наверно, опять что-то срочно понадобилось, а? Если требуется одолжение, то не стесняйся! Пенсии у меня с Марьей Михайловной маленькие, но как-нибудь выкрутимся.

Игорь почувствовал, как покраснели кончики его ушей. Действительно, «студиозусы» стреляли у Петрухи, как его прозвали, до стипендии либо до родительского перевода. Причем отдавать было вовсе не обязательно. Петруха мучительно краснел, когда «студиозусы» возвращали ему долг, особенно если это происходило при других. И, как правило, извинялся, говоря, что мог бы еще потерпеть.

Потом ходили разговоры, что вопрос об этих долгах был поднят в ректорате теми преподавателями, кто в долг не давали. «Я против того, чтобы мои студенты ночами разгружали вагоны, а потом приходили ко мне невыспавшимися и уставшими. Это неизбежно сказывается на их успехах в учебе» — так объяснил Петруха свое вызывающее, панибратское, «бросающее тень» и т. п. отношение с воспитанниками.

— Я хотел бы с вами посоветоваться, — сказал Игорь.

— Ну что ж, дело благое, — сказал Петр Арнольдович. — Только не по телефону, хорошо?

— Вас прослушивают? — удивился Игорь.

— Прослушивают? — не понял старый педагог. — Ах, ты вот о чем! Насмотрелся, начитался этих дешевых детективов? Не ожидал, если честно. Сам подумай, зачем и кому я понадобился, чтобы прослушивать мои разговоры дорогостоящей аппаратурой? Я регулярно читаю твои статьи и должен сказать, в последнее время они мне стали нравиться еще больше, поскольку ты фактически не употребляешь этих уголовных неологизмов и прочего словесного мусора, которым пользуются нынешние журналисты…

— Петр Арнольдович, но вы, надеюсь, читаете не только мои статьи? — спросил польщенный Игорь.

— Все! Больше ни слова! — воскликнул старый педагог. — Вот за это я ненавижу телефон. Мы сейчас все проговорим и обговорим, и твой визит уже не будет обязательным. И завтра, когда ты почтишь нас своим присутствием, мы будем молча пить чай, а сказать нам друг другу будет нечего. Значит, мы с Марьей Михайловной ждем тебя с очаровательной супругой, о которой я наслышан, завтра в семь часов вечера, и никаких отговорок! Кстати, познакомишь.

— Спасибо, дорогой Петр Арнольдович, я обязательно приду к вам завтра. Кто и какие бы дела меня ни останавливали или удерживали, это я вам обещаю. Один только вопрос: у вас есть видеомагнитофон?

— Я тебя разочарую, но у меня нет даже телевизора! — гордо ответил Петр Арнольдович. — С некоторых пор мы отказались от его услуг, как только пошлость и грязь с экрана превысили все допустимые нормы. Мы подарили его нашей консьержке Инне Антоновне… Вот она большая любительница посмотреть. Когда придете к нам, то увидите внизу, как она, бедная, буквально не может от него оторваться.

Все так и было. На другой день, когда Игорь и Люся прибыли в гости на чай к Петру Арнольдовичу и Марье Михайловне в назначенное время, в подъезде они увидели седую, трясущуюся старушку, уткнувшуюся в старый советский телевизор.

Петр Арнольдович был при костюме и галстуке, хозяйка была в старомодном платье, с накинутым на плечи теплым платком.