Ночной поезд - [3]
Джонни Мак, заехавший за мной на машине без опознавательных знаков, припарковался на Уитмен-авеню. По обе стороны широкой, утопающей в зелени улицы стояли особняки или соединенные общей стеной дома – то был академический городок на самом краю двадцать седьмого квартала. Я вышла из машины, разминая обтянутые брюками ноги.
У места происшествия толпился народ. Подъехали машины с рациями, стянулись патрульные группы, прибыли криминалисты и медики. Тони Сильвера и Олтан О'Бой уже прошли в дом. Поблизости маячили соседи, но они для нас были как пустое место. При свете фонаря отчетливо вырисовывались фигуры в форме. Судя по всему, была объявлена общая тревога. Такое не раз бывало в Южном округе, когда на нашей специальной волне сообщалось, что полицейского пустили в расход. Иногда «в расход» означало «все, конец»: то ли погоня за преступником закончилась не в пользу полицейского, и его подстрелили; то ли он сунул нос не в тот склад да там и остался; то ли напоролся на безумного наркомана. Но когда кто-нибудь заводит опасную игру с полицией, полиция отвечает игрой без правил. Это и есть расизм: нападение на любого из наших приравнивается к нападению на всех и каждого.
Мой жетон проложил мне дорогу сквозь живой коридор из людей в полицейской форме. Я напомнила себе, что надо будет расспросить консьержку: не исключено, что ей случилось быть последней из тех, кто видел Дженнифер в живых, а возможно, она даже оказалась свидетельницей. В спину мне отраженным солнечным светом светила жирная луна. Но полиция даже в Италии не разводит сантиментов по поводу полнолуния. Всем известно, что в такие ночи преступность возрастает на двадцать пять – тридцать пять процентов. А если полнолуние приходится на пятницу – жди переполненных больниц и очередей в «травму».
У квартиры Дженнифер меня поджидал Сильвера. Сильвера. Мы с ним не раз работали в связке. Но от этого было не легче.
– Майк, подумать только.
– Где она?
– В спальне.
– Ты там закончил? Постой, ничего не говори, я сама погляжу.
Расположение комнат было мне знакомо. Ведь я сюда захаживала и раньше, с десяток раз за последние пять лет, когда требовалось либо передать что-нибудь для полковника Тома, либо подбросить Дженнифер на теннисный корт, на пляж или в гости. Иногда ее сопровождал Трейдер. В общем, наши отношения поддерживались только через мою службу, но в машине мы всегда болтали, как задушевные подруги.
Чтобы попасть в спальню, пришлось пройти через гостиную. У двери я помедлила. Мне вспомнилась вечеринка двухлетней давности, которую устраивал Овермарс по случаю повышения в должности. Тогда я поймала на себе взгляд Дженнифер: она улыбалась, держа в руке бокал с вином, которого ей хватило на целый вечер (все остальные – кроме меня, разумеется, – перепились до потери пульса). Помню, я еще подумала: какой это редкий дар – быть счастливой. Она была за все благодарна судьбе. Не представляю, сколько мне надо выпить, чтобы светиться радостью, а она выглядела так, словно ее переполняла любовь – притом что она лишь пригубила белое вино.
Переступив через порог, я прикрыла за собой дверь.
Сейчас расскажу, как это делается. Сначала не торопясь описываешь круг по всей комнате. Первым делом по периметру, вдоль стен. Вокруг тела – или вокруг того места, где оно находилось, – обходишь в последнюю очередь. Интуиция подтолкнула меня к кровати, но Дженнифер, как оказалось, сидела на стуле в углу, по правую руку от меня. Нужно было зафиксировать детали обстановки. Шторы полузакрыты, чтобы в спальню не проникал лунный свет, на туалетном столике порядок, простыни скомканы, в воздухе едва уловимый запах плоти. На полу – старая наволочка с черными пятнами и сплющенная жестянка.
Как я уже говорила, вид смерти мне привычен. Но сейчас даже меня затрясло при виде обнаженного тела Дженнифер, ее неподвижного лица с широко раскрытым ртом и выражением какого-то детского удивления во влажных глазах. Совсем легкое удивление, как будто она нашла давно потерянную вещицу, которую успела забыть. Голова Дженнифер была замотана полотенцем, словно после душа. Полотенце пропиталось запекшейся кровью и казалось невыносимо тяжелым.
Нет, я не стала к ней прикасаться. Черкнула кое-что в блокноте, а потом с профессиональной тщательностью зарисовала палочками положение тела, как приучила меня работа в убойном отделе. Револьвер двадцать второго калибра валялся вверх рукоятью, приникнув к ножке стула. Перед тем как выйти из комнаты, я натянула перчатку и на секунду выключила свет. В лунном свете из темноты блеснули влагой мертвые глаза.
Осмотр места происшествия напоминает задачку на внимание из вечерней газеты: найдите столько-то различий. Что-то здесь было не так. Тело Дженнифер оставалось прекрасным – такому телу можно было только позавидовать. Но выглядело оно неправильно – из него ушла жизнь.
Дверь в спальню открылась: Сильвера явился забрать оружие. И уже готовились войти криминалисты, чтобы снять отпечатки пальцев, произвести все необходимые замеры и сделать серию фотоснимков. А потом настанет черед медэкспертов. Подойти, уложить тело в мешок. Составить официальный протокол о смерти.
Новый роман корифея английской литературы Мартина Эмиса в Великобритании назвали «лучшей книгой за 25 лет от одного из великих английских писателей». «Кафкианская комедия про Холокост», как определил один из британских критиков, разворачивает абсурдистское полотно нацистских будней. Страшный концлагерный быт перемешан с великосветскими вечеринками, офицеры вовлекают в свои интриги заключенных, любовные похождения переплетаются с детективными коллизиями. Кромешный ужас переложен шутками и сердечным томлением.
Этот роман мог называться «Миллениум» или «Смерть любви», «Стрела времени» или «Ее предначертанье — быть убитой». Но называется он «Лондонские поля». Это роман-балет, главные партии в котором исполняют роковая женщина и двое ее потенциальных убийц — мелкий мошенник, фанатично стремящийся стать чемпионом по игре в дартс, и безвольный аристократ, крошка-сын которого сравним по разрушительному потенциалу с оружием массового поражения. За их трагикомическими эскападами наблюдает писатель-неудачник, собирающий материал для нового романа…Впервые на русском.
Знаменитый автор «Денег» и «Успеха», «Лондонских полей» и «Стрелы времени» снова вступает на набоковскую территорию: «Информация» — это комедия ошибок, скрещенная с трагедией мстителя; это, по мнению критиков, лучший роман о литературной зависти после «Бледного огня».Писатель-неудачник Ричард Талл мучительно завидует своему давнему приятелю Гвину Барри, чей роман «Амелиор» вдруг протаранил списки бестселлеров и превратил имя Гвина в международный бренд. По мере того как «Амелиор» завоевывает все новые рынки, а Гвин — почет и славу, зависть Ричарда переплавляется в качественно иное чувство.
«Успех» — роман, с которого началась слава Мартина Эмиса, — это своего рода набоковское «Отчаяние», перенесенное из довоенной Германии в современный Лондон, разобранное на кирпичики и сложенное заново.Жили-были два сводных брата. Богач и бедняк, аристократ и плебей, плейбой и импотент, красавец и страхолюдина. Арлекин и Пьеро. Принц и нищий. Модный галерейщик и офисный планктон. Один самозабвенно копирует Оскара Уальда, с другого в будущем возьмет пример Уэлбек. Двенадцать месяцев — от главы «Янтарь» до главы «Декабрь» — братья по очереди берут слово, в месяц по монологу.
«Беременная вдова» — так назвал свой новый роман британский писатель Мартин Эмис. Образ он позаимствовал у Герцена, сказавшего, что «отходящий мир оставляет не наследника, а беременную вдову». Но если Герцен имел в виду социальную революцию, то Эмис — революцию сексуальную, которая драматически отразилась на его собственной судьбе и которой он теперь предъявляет весьма суровый счет. Так, в канву повествования вплетается и трагическая история его сестры (в книге она носит имя Вайолет), ставшей одной из многочисленных жертв бурных 60 — 70-х.Главный герой книги студент Кит Ниринг — проекция Эмиса в романе — проводит каникулы в компании юных друзей и подруг в итальянском замке, а четыре десятилетия спустя он вспоминает события того лета 70-го, размышляет о полученной тогда и искалечившей его на многие годы сексуальной травме и только теперь начинает по-настоящему понимать, что же произошло в замке.
Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение — снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца… пока не понимает, что его очень крупно «кинули».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.