Ночной кабак - [2]

Коля потушил сигарету.

— Сколько ты хочешь?

Дима прищурился.

— Три четверти. — Спокойно ответил он. — Это честно. Без меня ты этого лоха не сделаешь. Только со мной.

— Если соглашусь, то я сам лох. — Коля медленно, не спеша, встал с места.

— Две трети, — сказал Дима. — Хорошо, уговорил.

— Я тебя не уговаривал. — Коля покачал головой. Он стоял, спрятав руки в карманах и глядя сверху вниз на своего будущего напарника. — Я не буду тебя уговаривать. И торговаться тоже не буду. Все просто. Или половина, или я пошел.

Он стоял с таким уверенным и с таким решительным видом, что Дима поверил — действительно не будет торговаться. Дима повертел головой. Размышляя, достал сигарету из пачки, размял ее зачем-то, потом сказал:

— Договорились. Половина.

Коля довольно улыбнулся и опять сел в кресло. Дима положил сигарету на столик и отхлебнул кофе. Потом критически разглядел свой стаканчик, повертел его в руке. Они сидели в кафе «Starbacks» — кофейный «Макдональдс», одно из самых популярных и самых раскрученных кофейных сетевых заведений в Северной Америке. Кафе эти отличаются изнутри красивым современным интерьером, и заглядывает сюда на чашку кофе, в основном, публика небедная. Эмблему «Starbucks» можно увидеть во многих американских кинопроизвениях. Герои американского кино тем больше любят этот сорт кофе, чем больше компания вложила финансов в тот или иной фильм.

— Че-то мне этот «Starbucks» не очень, — сказал Дима. — Первый раз его попробовал. Больше не буду.

— Помои, — сказал Коля. — Они никогда старый кофе не выливают, вообще ничего не выливают. Смешивают со свежим.

Он поставил свой стаканчик на стол. Потом добавил:

— Мне нравится «Tim Hortons». И «Second Cup».

Дима отпил сразу полстакана и задумчиво почесал нос.

— Завтра. — Сказал Коля, кивнув. — Завтра ночью.

Сеня приехал из Молдавии, как беженец от местного, молдавского, антисемитизма, приехал четыре года назад. Дома у себя он был завскладом и звали его Семен Борисович. Здесь он стал владельцем собственной бензоколонки и называли его теперь Сеней. Это был толстый, уже немного седой, пятидесятилетний мужик с пропитой физиономией.

Бензоколонка его размещалась в тихом русскоговорящем районе Северного Йорка по соседству с несколькими русскими магазинами. Пробегающие мимо авто самых разных, дорогих и дешевых, марок останавливались и заворачивали к Сене. Приветливый, плохо говорящий по-английски, дядька улыбался водителям, которые выходили расплатиться за бензин и купить бутылочку коки или пакет чипсов.

Когда Сенин бизнес пошел в гору, он начал нанимать работников. Приходили люди, разные — в основном, свежая, новоприехавшая из России публика. Английский они, как правило, знали еще хуже Сени, и тот, глядя на них, чувствовал себя старожилом.

Работникам Сеня никогда не платил. Он договаривался с каждым, что одну неделю будет бесплатно учить его, а после возьмет на работу и тогда только начнет платить деньги. «Доллары. — Улыбаясь, говорил Сеня. — Не рубли.» И через недедю выгонял работника. Давал объявление в местной русской газете и брал следующего. Потом весь этот круг повторялся. Сеня считал себя умным евреем. «Глупые, — говорил он, — сидят в Израиле.»

Один раз работник, прошедший очередное такое недельное «обучение» у Сени, вскрыл на прощанье шины его «Тойоте». Сеня только пожал плечами. А что тут скажешь?..

Спустя пару месяцев случилась вещь еще более неприятная, но Сеня об этом пока еще не знал. Один из тех, кого он этим своим обычным способом прокатил — программист-неудачник тощей наружности, который приходил на работу с томиком Бродского за пазухой, на прощанье устроил Сене пакость. Не зная еще, но уже догадываясь, что его поджидает дальше, тощий программист сделал тихонько копии со всех Сениных ключей. «Чтоб не так обидно было потом,» — говорил он себе. Скопированными оказались даже ключи, которые Сеня держал в закрытом от других ящике.

Спустя пару дней произошло то, что и должно было произойти. Копии Сениных ключей были проданы Диме; проданы по дешевке, ибо бывший Сенин работник не хотел наживы — он хотел справедливости.

Дима, опытный карманник, боялся идти на дело один. Здесь пахло гоп-стопом и, по идее, надо было пригласить в компаньоны опытного гопника. Трудность состояла в том, что работала бензоколонка круглосуточно, и залезть внутрь можно было только в чье-нибудь там присутствие. Дима же, хоть и носил в кармане пистолетное дуло, ни разу еще его не доставал.

От бывшего Сениного работника Дима знал, что Сеня ходит в банк каждый день утром и относит туда суточную выручку. (Сам Сеня работал днем — ночью на бензозаправке сидел очередной, нанятый на неделю, бесплатный работник.)

— Надо подождать до четырнадцатого, — сказал Коля, выслушав все это. Фэнксгивинг этот. Канадолы три дня будут бухать, все банки будут закрыты.

Четырнадцатое наступит через две недели.

— У этого лоха, — продолжал Коля, — бабки там соберуться за три дня, за весь лонгвикенд. Как раз время будет его щипнуть.

Дима наклонился и почесал подбородок. Они сидели в баре, в даунтауне. Стояла субботняя ночь, и даунтаун пьянствовал. Мимо, туда и сюда, проплывали кружки с пивом, и коктейли с торчащими в них трубочками. Кругом раздавалась пьяная речь. На улице, мимо окна, пробегали такси, развозившие домой ужратую публику. У выхода деловито переминались несколько нищих. Они ждали момента, когда бар закроют, и пьяная, веселая толпа окажется на улице. Говорят, нищий в таком районе и в такую ночь зашибает побольше, чем иной рабочий на фабрике за четыре дня.