Ночи и рассветы - [4]

Отец Космаса в это время болел, но все же встал с постели и, взобравшись на стул, вытащил из щели в стене одностволку. Она была завернута в тряпку, покрытую толстым слоем пыли и паутины. Там же были спрятаны восемь зеленых от плесени патронов. Космас тоже хотел пойти с отрядами. Он вспомнил, что у соседа, старого учителя, — какой-то его предок участвовал в революции 1821 года{[2]} — на стене висят крест-накрест два ружья и ятаган.

Едва Космас подошел к дому и потянулся рукой к дверному молотку, как дверь отворилась и появился Аргирис. В руках у него было одно из ружей учителя. «Пойдем!» — сказал он Космасу. Но Космас зашел в дом за вторым ружьем. Учитель держал ружье на коленях и был готов к обороне. Выслушав Космаса, он встал и снял со стены ятаган. «Возьми, — сказал он, и голос его дрожал еще сильнее, чем руки, — и когда ты столкнешься с итальянцами, вспомни, сын мой, что этот ятаган носил у пояса старый Бурнас!» Космас впервые слышал о старом Бурнасе, но с трепетом взял заржавевший ятаган и бросился на улицу. Вместе с Аргирисом они побежали к морю.

С тех пор они стали друзьями. Ружье и ятаган они вернули учителю вечером того же дня: слух о военных кораблях оказался ложным. Но нескольких часов тревоги и смятения было достаточно, чтобы Космас открыл в Аргирисе то, чего не смог угадать в нем за все шесть лет учения, сидя с Аргирисом в одном классе и за одной партой.

В конце ноября они тайком уговорились уйти добровольцами на фронт. Первую попытку предприняли в начале декабря. Им удалось забраться в товарный вагон, но не успели они доехать до ближайшей станции, как железнодорожники обнаружили их и немедленно высадили. Потерпела неудачу и вторая попытка — уехать на автобусе, курсирующем до Патр. Водитель не только не посадил их, но и разгадал их тайну, и кое-что дошло до ушей Кассандры. Нужно было торопиться. На 27 декабря был назначен отъезд добровольческих отрядов в Лариссу. Эту возможность нельзя было упустить.

В ночь под рождество умер отец Космаса.

Аргирис уехал один.

Первое письмо от него Космас получил весной. Аргирис находился в Трикала, в военном госпитале. Бесчисленные страницы письма рассказывали о его приключениях. Он все-таки добрался до линии фронта. Его зачислили в запасную роту, потом он попал на передовую, получил ранение в бедро. Теперь рана заживала, и врачи собирались отправить его домой. Однако сам Аргирис рассудил иначе — он решил уехать в Афины.

Последнее письмо Космас получил из Афин в августе, через четыре месяца после начала оккупации. Аргирис работал в театре помощником механика сцены и мечтал стать режиссером. Он звал к себе Космаса. Если Космас приедет, работа для него найдется.

Уехать Космас не решался. Смерть отца связала его по рукам и ногам. «Мне стыдно, — писал он Аргирису, — при мысли о том, что я, взрослый мужчина, все еще сижу на шее у матери, которая превратилась в придаток своей машинки. Мы все распродали… Я только о том и мечтаю, чтобы найти какую угодно работу и хоть немножечко помочь ей. Я не могу ее покинуть. Мне трудно даже отлучаться из дому, я боюсь оставлять ее одну. У нее очень больное сердце…»

Отец и мать не были суеверными людьми. Как-то цыганка нагадала им, что они доживут до глубокой старости и умрут в один и тот же год. Покойный отец смеялся над этим пророчеством, но часто вспоминал его, чтобы поднять дух жене и сыну: «Гадалка нагадала мне, что я доживу до ста лет. И мы с тобой, жена, умрем вместе, в один и тот же год». Цыганка ошиблась на полвека. Отец не дожил до пятидесяти. Но второе пророчество не сошлось всего на несколько дней. Мать Космаса умерла в начале января, через год и девять дней после смерти мужа. Космас увидел ее недвижно склонившейся над машинкой. На столе стоял приготовленный для него обед: он был накрыт тарелкой и еще не остыл, рядом с солонкой лежали два куска кукурузного хлеба, прикрытые от мух полотенцем…

* * *

Моросит дождь. Какие-то люди поднимают гроб. Впереди семенит священник, за ним бегут босоногие ребятишки с крестами в руках. Спрятавшись под зонтик, запевает певчий. За пеленой слез и дождя все кажется тусклым и темным.

В тот день Космас и его мертвая мать навсегда покинули дом. Назад Космас уже не вернулся. Когда провожавшие стали расходиться с кладбища, прибежал запыхавшийся сосед: за Космасом приходили итальянцы. Утром в городе произошли аресты, были схвачены человек десять гимназистов, друзей Космаса: в новогоднюю ночь они собрались у одного из товарищей на дружескую вечеринку и засиделись до самого рассвета, пели национальные песни, произносили пылкие речи, ругали итальянцев и мечтали о победе греков.

* * *

Мартовским вечером на маленькой станции километрах в сорока от городка Космас ожидал поезд. Вагоны были переполнены, люди гроздьями свисали из тамбуров. Кое-как ему удалось забраться в окно.

В Коринфе, стоя в очереди на контроль, Космас почувствовал на себе чей-то взгляд. Он поднял глаза — на него смотрела маленькая женщина в черном.

Космас продвигался к контролю, она возвращалась. Два людских потока текли навстречу друг другу по узким коридорам, разделенным низкой дощатой перегородкой.