Ночи и рассветы - [26]

Обстоятельства ее смерти все еще волновали Манолакиса; каждый раз, возвращаясь к ним, он весь покрывался потом, глаза сверкали, но когда рассказ подходил к концу, они угасали, и Манолакис с трудом переводил дыхание, словно и в самом деле еще держал в руках свою прекрасную неаполитанку. «Вранье, — говорил Исидор, — он вычитал все это в «Тайне Боспора»{[40]} и теперь выдает нам за свои приключения». — «Да нет, сынок, нет, если я вру, пусть лопнут мои глаза! Из-за Джованны мы с женой чуть-чуть не развелись. Вот как-нибудь зайдет сюда моя дочка Джульетта, спросите у нее, она вам скажет. Ах, какая драма разыгралась тогда у нас дома!..»

За несколько лет до начала последней войны Манолакис с семьей приехал в Грецию. Его брат, занимавшийся торговлей, связался с какой-то бельгийской компанией и обанкротился. Все их имущество пошло с молотка. Остался лишь дом, записанный на имя жены. Они продали его и купили маленькую квартирку в Афинах, в Калитеа. «Стависский, жулик международного масштаба! — говорил Исидор. — Надул Бельгию и еще меня, бедного труженика, в придачу. Украл мою бочку с сиропом!..»

Оставаясь наедине с Космасом, Манолакис отводил душу.

— Исидор золотой человек. Но как бы тебе это сказать? Для него ничего нет святого. Он на все способен, лишь бы ему было хорошо. Конечно, он не какой-нибудь хапуга вроде Анастасиса, но ради покоя и благополучия продаст собственную жену.

Зимой прошлого года Исидор остался без работы и едва не умер с голоду. Тогда он купил тканей и уехал в провинцию менять их на пшеницу. В Наусе{[41]} Исидор женился. Жена была лет на десять старше его, зато из богатой семьи — и пшеница, и овцы… Исидор привез жену в Афины. Он продал зерно, снял магазинчик в Эксархии{[42]} и стал торговать молочными продуктами, которые привозили из Наусы его деверья. Жена страшно ревновала Исидора. Стоило какой-нибудь женщине раза два появиться в магазине, как жена начинала ворчать и браниться. Исидор купил патефон с рупором и, едва жена принималась за свое, заводил патефон и совал голову в рупор. В январе они уехали в деревню к жене. Исидор сказал, что продал магазин и решил жить в деревне. Несколько дней они прожили вместе, а потом Исидор удрал в Афины. Магазин в Эксархии он сдал в аренду, а сам снял лавочку на Псирри и стал торговать изюмом и сиропами. Квартиру он тоже сменил и женился на своей землячке Мараки. Это было крохотное безобидное существо, которое никогда не ворчало. Мараки курила. Исидор покупал для нее сигареты у Манолакиса. Сигареты были большие и толстые, и трудно было поверить, что Мараки может удержать такую сигарету в своих маленьких пальчиках. Первую жену, из Наусы, Исидор оставил беременной.

— Ну и что же с ним будет, сынок? — спрашивал его Манолакис. — Что же будет с ребенком?

— Что с ним может быть? То же, что и со всеми детьми в мире. Придет время, ребенок выйдет из чрева матери, акушерка перережет пуповину, и он начнет себе жить-поживать. Так оно и будет!

— Без отца?

— А на что ему отец? Отец свое дело сделал. А там и без него обойдутся.

— Он вырастет и проклянет тебя.

— И это говоришь ты, старая развалина? С какой это стати он меня будет проклинать? Помнишь, что сказал Ригас Фереос перед казнью? Он сказал: «Я посеял семена, из них вырастет дерево». И теперь мы преклоняемся перед Фереосом и ставим ему памятники. Вот так же будет преклоняться передо мной мой ребенок, преклоняться, а не проклинать!

— Да он же не будет тебя знать, Исидор!

— Как так не будет знать? Узнает! Когда он подрастет и ему скажут, что он сын Исидора, то он просто запляшет от радости. Вот увидишь, сразу примчится посмотреть на меня.

Разговоры в магазине не прекращались ни на минуту. Единственным человеком, никогда не принимавшим в них участия, был Анастасис. Работы у него было по горло. Большую часть времени он проводил на рынке, но иногда запирался в магазине и начинал колдовать. Он разбавлял водой виноградный сироп, перемешивал изюм, — словом, трудился в поте лица. Случалось, Анастасис копался в магазине до темноты, и возвращаться домой было уже поздно, тогда он засыпал прямо на мешках. Там и находил его утром Исидор.

— Эй, Анастасис, отгрызут тебе мыши усы!

У Анастасиса были маленькие усики ниточкой. Сам он был низкорослый, крепко сбитый, чернявый и здоровый, как бык. От него пахло выгребной ямой, одежда пропиталась слизью жухлого изюма. Погрузку и разгрузку изюма производил он сам, и Исидор заносил это ему в счет.

В начале войны Анастасис отбывал военную службу на складах 6-го госпиталя. Когда немцы подходили к Афинам, он уволок вещи со склада к себе домой. Жил он на квартире у хозяйки кабаре Тасии, на которой потом и женился. Однако вскоре на Анастасиса донесли, и немцы отобрали у него все похищенное.

Когда он впервые пришел в магазин, своего капитала у него не было. Но уже через три месяца половина вложений магазина принадлежала ему. Тем не менее он получал только тридцать процентов прибыли, потому что владельцем магазина оставался все-таки Исидор, и если бы он захотел, он мог бы выставить Анастасиса за дверь. Иногда в отсутствие Исидора Анастасиса прорывало: