Ночь Волка - [25]

«Русская изба» находилась на пологом склоне большого оврага. Склон напротив, был покрыт молодыми дубками, среди которых виднелась железная лестница, берущая начало на дне оврага. Когда они вышли из ресторана, Юлия со словами «у меня кружится голова», схватилась за Авдеева.

– Там внизу есть родник, пойдемте спустимся к нему, умоемся и головокружение пройдет, – предложил Авдеев.

– Вы думаете?

– Уверен, выпили вы совсем немного.

– Ничего себе немного, целых две рюмки водки, ужас какой.

Спустились к роднику, Юлия умылась, посмотрела на Авдеева.

– А вы?

– У меня голова не кружится, – сказал Авдеев.

– А вы все равно умойтесь.

– Зачем?

– Я так хочу.

Авдеев склонился к роднику и плеснул себе в лицо, вода была обжигающе холодная. Выпрямился.

– Мадам, довольна?

Юлия легонько ударила его по губам.

– Это вам за мадам. Дайте мне платок.

– Он не совсем свежий.

– Сопливый?

– Нет, просто несвежий, давно таскаю.

Авдеев протянул ей платок. Юлия расправила его и приложила к лицу, затем спросила.

– Что это за лестница?

– Обыкновенная лестница, железная.

– Куда она ведет?

– На монастырское кладбище, дальше деревня, садовые участки, через деревню можно выйти на шоссе.

Юлия задумалась.

– Наверное, пора домой, – осторожно сказал Авдеев.

– Я не могу ехать домой в таком состоянии, – вдруг заявила Юлия, – я должна прилечь, а потом принять душ. Вы ведь живете недалеко отсюда, поедемте к вам.

– Видите ли, – замялся Авдеев, – это не совсем удобно, кроме того, у меня всего одна комната, как вы будете…

– Что вы себе вообразили, мне просто необходимо отдохнуть, привести себя в порядок, прежде чем явиться на глаза своему мужу. Сами виноваты, он попросил сводить меня на выставку, а вы меня напоили, и теперь строите из себя английского лорда.

– «Экое свинство», – подумал про себя Авдеев, вслух же сказал:

– Будет так, как вы хотите, прошу.

– Пойдемте этой дорогой, через кладбище.

– Пойдемте.

Поднялись по лестнице, прошли между рядами надгробных плит, грязно-серых мшистых с прозеленью, на которых рука древнего резчика оставила витиеватые, напоминающие иероглифы, славянские надписи и очутились под густой сенью деревьев; здесь было сыро и тепло, дорогу толстым ковром устилали облетевшие листья, пружинившие под ногами, пахло плесенью и землей. Немного поодаль, внизу, на террасе, лупцевали друг друга два любителя кун фу, босоногие в синих одинаковых трико. Юлия остановилась и повернулась к Авдееву. Авдеев торопливо сказал:

– Осталось метров восемьсот.

Ненужные слова; произнеся их, Авдеев понял, насколько они были неуместны, потому что руки его сами поднялись и взяли девушку за плечи. Губы ее были холодны и отравлены безумием, но до этого он заглянул в ее неправильные глаза, и прочел в них приговор. Не было никакой возможности добраться домой: они прошли еще немного, и спустились вниз по склону, туда, где росли густые кусты орешника. Авдеев сорвал с себя плащ и бросил на землю. Податливое тело Юлии доводило его до исступления, он держал ее за талию, когда она откинулась, и провисла до земли, как гимнастка, Авдеев осторожно отпустил ее на спину, глядя сверху на ее прекрасное лицо с большими миндалевидными глазами. Девушка расстегнула рубашку, лифчика на ней не было, и освободившиеся груди тут же упали в стороны. Она стянула с себя трусики и подогнула ноги.

– Чего же ты ждешь? – сказала она жалобно, – иди ко мне.

Авдеев опустился на колени и сначала прижался лицом к ее животу. Никогда в жизни он не испытывал такого острого желания, темнело в глазах и он лег поскорее, опасаясь лишиться чувств. Единение их было коротким и невыносимым. Наслаждение и боль, вот чувства, которые они испытали. Когда все было кончено, Авдеев отстранился, чтобы посмотреть на ее лицо, и увидел слезы, вытекающие из ее миндалевидных глаз. Потом они отправились к Авдееву, где Юлия привела себя в порядок, приняла душ, полежала с полчаса на его кровати, разглядывая стены, картины, книги, удовлетворяя свое давнее любопытство; кстати говоря, в квартире она хранила верность своему мужу, так что опасения Авдеева оказались напрасны. Затем Авдеев проводил ее до стоянки такси, и она уехала.

– Вот и все, – сказала Вероника, – то, что было дальше, уже неинтересно: скажу только, что больше они никогда не встречались, хотя Авдеев еще долго проработал с Юлиным мужем; до тех пор, пока тот не обанкротился, и все это время, что он работал, он звонил своему боссу домой по разным делам.

Юлия брала трубку, вежливо здоровалась и подзывала мужа.

Вероника замолчала, и за столом воцарилось молчание. Почему-то все избегали смотреть на Марата, который сидел с непроницаемым видом, и порывался погасить пальцем пламень свечи. Желая разрядить обстановку, Галя сказала:

– Одна я осталась, может и мне чего рассказать?

– Расскажи, – произнес Шилов, – если тебе жизнь не дорога.

– Ну, я же не о себе буду рассказывать, – ехидно объяснила Галя, а о своей подруге.

– Хорошо они устроились, – заметил Шилов, – а Марат Петрович? Главное есть на кого свалить, на мифическую подругу, на фантом, на мираж.

И тут же предложил:

– давай по грамульке, пока Галя будет делать свой выбор между жизнью и смертью.