Ночь - [17]

Пока я шла, то надеялась наткнуться на какое-либо строение, в стенах которого можно провести несколько часов сна. Придорожная будка, что ли… Но дорога была узкой и пустынной, и эти надежды обратились в прах. Судя по всему, мне светила перспектива переночевать под открытым небом. Я сняла рюкзак с плеч и бросила его на землю. Лямки были широкими, но так долго лежали на плечах, что наверняка оставили багровые следы. Я несколько раз резко повела плечами — на этом физзарядка закончилась. Мне хотелось сидеть, хотелось есть.

Четверть батона чёрного хлеба и рыбные консервы. Такой рацион я выбрала для трапезы, покопавшись в рюкзаке. И сделала неприятное открытие: консервы-то у меня были, и в значительном количестве, но взять консервный нож я забыла. У меня был только нож обычный, кухонный, не приспособленный для вскрытия банок.

— Чёрт, — огорчённо процедила я сквозь зубы. Беда была невелика, но она показала мне, что я не так умна, как себе навоображала. Я-то полагала, что предусмотрела всё — и вот на первой же трапезе выясняется, что это не так. Что ещё я забыла?

Консервы я открывала долго и нудно, боясь сделать неловкое движение и пролить содержимое на землю. Вроде бы нехитрое дело — сначала резкими ударами вбить нож в крышку банки, затем распарывать жесть по кругу. Началось с того, что я никак не могла проколоть крышку. Потом это кое-как получилось, но жесть оказалась более стойкой, чем я думала. Я запыхалась, прежде чем крышка наконец отвалилась по неровному срезу. Устроившись на рюкзаке, я стала есть под непрекращающийся гул деревьев.

Хлеб был сам по себе невкусен и напоминал камень (неудивительно, его испекли две недели назад). Я даже порезала язык об острый край ломтика. Но в сочетании с рыбой получалась вещь вполне съедобная, особенно если запивать её колой (само собой, тут тоже нужно было соблюдать экономию). Жаль, что хватило лакомства ненадолго — буквально пара минут, и я поймала себя на том, что облизываю кончики пальцев, краем глаз смотря в сторону рюкзака.

«Всего ещё один кусок… или пакетик с чипсами… у меня ведь их там много».

Ладонь незаметно легла на ткань рюкзака и пощупала батон, который выпирал сбоку. Спохватившись, я раздражённо убрала руку. Мне нужно было беречь запасы. Ещё неизвестно, сколько продлится эта дорога.

«Ну, хоть чуть-чуть…».

«Перестань канючить», — строго сказала я пронырливой части своего разума, которая представала в сознании как маленькая белокурая девочка с синим бантиком на голове, прижимающая к груди плюшевого тигрёнка — прямая противоположность той циничной особе, которая иногда заговаривала во мне. Она меня бесила. Хотя, что греха таить, я хорошо понимала бедную девочку.

Трапеза окончена. Теперь нужно подумать о костре. Я не могла спать на дороге без источника тепла рядом — какая бы теплая одежда у меня ни была, я бы сразу схватила простуду. Но для костра нужен был хворост, и за ним нужно было идти в лес. Вот почему я оттягивала это дело, как могла. Когда еда кончилась, я просидела на рюкзаке минут, наверное, пять, собираясь с духом. Потом подняла фонарь и направила луч в сторону.

Стволы громоздились почти сплошной стеной, расстояния между ними не превышали трёх-четырёх футов. Хвойных деревьев было мало — земля была устлана опавшей листвой (на дороге листья тоже были, но я не обращала на них внимания). Жёлтый цвет в красках ночи, смешанных с электричеством, превращался в бурый. Рядом со мной, немного нависая над дорогой, росло старое кривое дерево, вызвавшее у меня отвращение своими бесчисленными дуплами и морщинистой корой. Плохой знак, что я устроила привал рядом с этим уродцем. Костёр нужно будет развести подальше…

Опираясь на руки, я встала и сделала шаг к полосе, разграничивающей дорогу и лес. Стволы застыли, как на фотографии, лишь редкие опадающие листья давали знать, что передо мной не фотографический снимок, а реальный пейзаж. Я заметила, что кустов и молодых деревьев здесь не было, а ветки располагались высоко на стволах. Со сбором хвороста назревали проблемы.

Неприятно было ходить по палой листве — всё сморщилось и высохло, и под подошвами раздавался громкий хруст, будто я прогуливалась по костям. Я внимательно смотрела по сторонам в надежде отыскать что-нибудь полегче, чем многотонные стволы. Как назло, рядом с дорогой было чисто, будто корова языком лизнула. Росли какие-то колючие кустики, больше напоминающие траву; они доходили мне только до голени. Когда я несильно пнула одного из них, иссохший стебель отломался у основания, и куст с шуршанием упал.

Наконец, я увидела торчащий из-под земли корень большого дерева. Его можно было попытаться отломать, и я стала прокладывать дорогу к цели. Корень лежал в очень неудобном месте: чтобы взяться за него, мне пришлось податься вперёд, протискиваясь между двумя деревьями. Стволы обхватили мне грудь, как колодки, усиливая клаустрофобию. Чтобы действовать во всю мощь, мне понадобились обе руки. Я попробовала зажать фонарь в зубах и светить им перед собой, но челюсть ужасно заныла на пятой секунде эксперимента. Как это ни было неудобно, пришлось положить фонарь под ноги и заняться корнем вслепую. Я раскачивала его, надавливала локтями, тянула к себе, но он оставался на месте. Пот заструился по лбу; я начала терять терпение и стала с остервенением выкручивать упрямое деревце, вышёптывая не самые изысканные слова. Раздался треск, и корень — вернее, одна из его частей — остался у меня в руке. Я победно фыркнула и потащила его на дорогу.