— Что и требовалось доказать, — пробормотала я. Вкус меди во рту усилился. Я выпрямилась и резво пошла дальше, не позволяя себе жалеть о произошедшем. Я всего лишь попыталась немножко облегчить себе жизнь, но не получилось. Что тут такого. Не повод устраивать трагедию.
Это путешествие я запомнила очень хорошо и в дальнейшем могла вспомнить с кинематографической точностью. Я ходила по хитросплетениям улиц, постепенно подбираясь к пригороду. Строения опять казались исполинскими изваяниями, готовыми обрушиться на меня. Ветер ожил и бесновался на крышах. Он не собирался молчать, как в прошлый раз: я слышала его крики в водостоке, а над головой надрывно выли электрические провода. У входов зданий он теребил плохо закреплённые вывески, заставляя их издавать лязг. Ветер пытался меня запугать, заставить вернуться в дом. Он донёс до меня бой часов на ратуше, многократно усилив и растянув. Двенадцать ударов почти слились друг с другом, образуя непрерывное мрачное гудение. Город перестал прикидываться глухим: сегодня он был полон звуков, от которых сердце покрывалось инеем. Сколь бы я ни пыталась себя ободрить, но всё равно попала под влияние этого угнетающего оркестра и резко оглядывалась, когда мне казалось, что в темноте кто-то шевелится. Особенно плохо мне было, когда Маяк надолго скрывался за высокими домами. Но стоило ему выглянуть и подмигнуть мне своим синим лучом, я выпрямляла спину и прибавляла шаги.
Многоэтажки редели. Я была в одном из тех районов, куда родители не рекомендуют ходить детям. Дома были низкими и серыми, располагались хаотично. Сама улица шла неровно, сворачивая то налево, то направо. Машин тоже поубавилось. Даже воздух здесь был немного другим, с роматом чего-то горького. Ветер музицировал вволю на проводах, ржавых трубах и на листах железа, которые непонятно почему свисали со стен некоторых домов. По обе стороны от дороги росла низкая колючая трава, которая выглядела в электрическом свете почти белой. Я видела собачьи конуры, в обилии расположенные у маленьких домиков, и инстинктивно обходила их стороной. Наверняка собаки сгинули вместе со своими хозяевами… но ведь осталась же та псина, из которой ОНО высосало кровь под магазином.
Чтобы сохранять спокойствие, я стала на ходу напевать песни, которые недавно занимали верхние строчки в телевизионных хит-парадах. С удивлением обнаружила, что это нехитрое занятие здорово отвлекает.
В крайнем квартале города велось строительство: несколько высотных кранов протягивали длинные рукава в различные стороны, а под ними припарковался здоровенный бульдозер. Жилых домов почти не было. Часть улицы была перекрыта, и на ограждении висела ярко-жёлтая табличка с чёрной надписью: «СТРОИТЕЛЬНАЯ ЗОНА. ДВИЖЕНИЯ НЕТ». Ещё одна ограда располагалась за кранами на расстоянии полутора сотен футов. Там уже начиналась поляна; город терял на ней свою власть, чтобы передать её лесу.
Я остановилась перед табличкой и несколько раз перечитала лаконичное сообщение. Потом подняла голову и посмотрела на стену деревьев, перешёптывающуюся за поляной. Я не видела дороги, но знала, что она есть и пронизывает лес насквозь до соседнего города. Чёрная гряда опушки отчётливо выделялась на фоне небосвода, тоже чёрного, но не настолько. Чёрное на чёрном. Я нервно дёрнула губами. Неужели мне придётся войти туда, в эти жуткие владения? Разве нет другого выбора?
Маяк сверкал над деревьями, зазывая к себе. Никогда ранее он не был так великолепен. Пока я пересекала черту города, он ни на йоту не приблизился. Впрочем, я на это и не рассчитывала.
Я закрыла глаза и вызвала в памяти картину сновидения — синий зрачок прожектора, вспыхнувший во тьме, радостные возгласы людей, которые его воздвигли. И пошла вперёд, не поднимая век. Открыла глаза, только когда перелезала через проволочное ограждение на той стороне площадки. Немного повозилась с рюкзаком, который зацепился за проволоку, и ступила на поляну. Трава была такая же, как возле дороги — короткая и чахлая. Ближе к опушке она стала длиннее, но стебли устало поникли, изголодавшись по солнечному свету.
Сплошная гряда распалась на отдельные кривые стволы, шевелящие кронами. Между ними пролегала тонкая грунтовая дорога. Я бы предпочла асфальтированное шоссе, но таковых по эту сторону города не было. У кромки леса воздух пах совсем иначе. Должно быть, именно этот запах называли «дыханием природы» и восторгались им во время летних пикников, но у меня он не вызвал ничего, кроме лёгкой тошноты. Внутри живота зашевелились влажные червячки, и я рьяно устремилась вперёд, чтобы не давать им волю. Я сделала свой выбор. Поворачивать назад поздно.
Но, достигнув опушки, я всё же на мгновение остановилась и посмотрела назад. Краны отсюда были уже не видны, они слились с небом; за ними раскинулось много кварталов, тёмных и нежилых. Когда-то они были полны людей. Но сейчас город спал нездоровым сном, насланным ему извне. Крыши тоскливо ревели под ветром — этот звук достигал моих ушей даже на таком расстоянии.
«Я вернусь», — пообещала я то ли себе, то ли городу, и пошла вглубь леса, крепко схватившись за лямки рюкзака.
