Ночь с Марией. Рассказы - [7]

– Извини, если помешал, – сказал он, – у нас как, все по-прежнему?

– Вроде бы… А что?

– Да так. Просто подумал, что, может, пополнение в экипаже, кого-нибудь нового прислали.

– Никого не присылали. А ты о чем, собственно?

– Нет-нет, ничего. Просто я из города сейчас вернулся, зашел к себе в каюту, а там на моей койке спит кто-то незнакомый. Вот и подумал…

Каюта Курочкина располагалась с другого борта, и в ней висел устойчивый запах застарелого перегара. На койке, не сняв начищенные туфли на тонкой подошве, лежал давно небритый парень в потертой курсантской шинели без двух с корнем отодранных пуговиц и слегка похрапывал.

– Эй! – я потряс его за плечо, затем переместил в сидячее положение и потряс еще, пока он не открыл глаза. – Ты кто?

– Ам-м… Ик. Ш-ш… Вот! – заключил он. И вновь закрыл глаза.

Я попытался включить метод дедукции. Лицо парня не выглядело знакомым, особенно с учетом довольно приметной, в виде большой запятой, родинки на левой щеке. На практику в Тикси нас отправляли в конце мая, когда формой одежды становится бушлат, а шинели надежно покоятся в баталерке до следующего сезона. Стало быть, на курсанта из нашей мореходки он не тянул. Кроме того, народ месил полуметровую городскую грязь исключительно в сапогах. Чистые туфли были абсолютным нонсенсом. Но эту, не находящую объяснения деталь, я отбросил.

– Ясно. Алкаш приблудный. Вставай!

Парень не двигался.

Мы с Курочкиным подхватили его под мышки и вытащили на палубу, а затем и на причал, усадили на потемневший от времени брус. И еще раз попытались разговорить незнакомца. Парень сидел с открытыми, глядящими в никуда глазами и на слова не реагировал. Курочкин отозвал меня в сторону.

– Слушай, нельзя оставлять его так. Он же невменяемый. Часа не протянет, замерзнет. Может, вытрезвитель вызвать?

– Да откуда здесь вытрезвитель? А если и есть, ему потом такую характеристику вкатят! Но в тепло его надо, это верно. Только куда?

Стационарный пирс выдвигался перпендикулярно берегу вглубь обширной Тиксинской бухты. С обеих сторон были пришвартованы буксиры, лихтеры и транспортные пароходы. Ближе всех стоял «Новокузнецк», с которого шла подпольная торговля белым вином. Вахтенный у трапа отсутствовал. Мы с Курочкиным переглянулись и подхватили парня под руки.

Когда мы с гордым чувством хорошо выполненного гражданского долга вернулись на «Стремительный», Курочкин сказал, что ему надо поковыряться с генератором в машинном отделении и ушел. Есть захотелось еще больше. Я вспомнил о вареном яйце всмятку и кинулся в каюту. В коридоре стоял запах гари. Из дверей валил дым. Я влетел внутрь, выдернул провода из розетки и распахнул иллюминатор. Вода в банке выкипела, яйцо треснуло, втянуло в себя лезвие и из-под потемневшей скорлупы лезло наружу шипящими черными пузырями. Из иллюминатора, теперь метрах в двухстах, был виден «Мощный». Я поднялся в штурманскую рубку, включил радиотелефон, после долгих попыток связался с диспетчером порта и постарался объяснить, что по бухте по направлению к морю дрейфует бесхозное судно.

– Да и хрен с ним! – сказал диспетчер. – Откуда ты все это знаешь?

– Говорю же, видел, как швартовый конец с кнехта свалился в воду. Я пытался им кричать, никто не реагирует. Команда на берегу, а вахтенный спит, наверное, ничего не видит.

– Проснется – увидит, – успокоил диспетчер. Ему явно не хотелось ввязываться в нештатную ситуацию.

– А если на камни к тому времени вынесет? И разборка полетов пойдет?

– Во, блин, свалился ты на мою голову, – подосадовал диспетчер. – Не мог позже на связь выйти, самаритянин, хренов. У меня смена через полчаса кончается. Ладно, сейчас пошлю грузовик в Тошниловку, чтобы команду собрали. И катер выделю. Отбой.

Отыскать нужного человека в Тикси, несмотря на его двадцатитысячное в период навигации население, было несложно. Город состоял из двух поселков, разделенных пустынной дорогой, огибающей берег залива. Северный поселок, Тикси 2, рядом с аэропортом, считался «режимным», в нем обитали лишь авиаторы и пограничники, рейсовый автобус ходил два раза в сутки. «Южане», состоящие из моряков и грузчиков-сезонников, без особой нужды в него не совались. Да и зачем? Единственное в Тикси питейное заведение без вывески, но с народным названием Тошниловка, в которой подавали вонючее местное пойло, разливая его в стеклянные банки с покореженными краями, стояло в центре города, возле сквера с памятником. Вытянутая рука бронзового истукана в пролетарской кепке, добродушно щурясь, указывала на вход в винно-водочный магазин. К фронтону расположенного за памятником дома, видимо, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в точности избранного курса, был прикреплен большой щит с надписью: «Правильной дорогой идете, товарищи. В. И. Ленин». Тошниловка располагалась с задней стороны магазина. Так что в успехе поисков экипажа с «Мощного» можно было не сомневаться.

Я отключил рацию и спустился в каюту.

Запах гари еще не выветрился. Чувство голода тоже. Я достал новое яйцо, пожертвовал для кипятильника еще одним лезвием и засек время. По трапу загрохотали чьи-то торопливые шаги. Я выглянул в коридор и увидел Курочкина.