Ночь на площади искусств - [36]

— Это свидетельство признания и успеха! — горячился Гендель, — Однако уверен, у господина полковника никуда глаза не полезут. Потому что у него взгляд думающего человека, грамотная речь и интеллектуальные манеры. Сразу видно, человек учился в полицейской академии и достоин в ней преподавать. Даже англосаксонское право!

Тут полковник глаза и выкатил.

— Вне всяких сомнений, — продолжал Пауль, — Только вы способны справедливо разобраться. Наш репертуар! Он воспитывает! Он предупреждает! Только ваш майор Розеншнобель не в состоянии этого понять. Мир все время лихорадит. Сегодня от охлаждения, завтра от потепления. Мы с пеликаном выступаем с хитами «Душа океана», «Ожоги на солнце» — в них звучит тема единения человека со стихией. «Выстрел в гробу» — это триллер.

— Кто же в гробу стреляет?

— Да мафиисты поганые! Кто же еще? Даже в гробу не могут угомониться!

— И что — полный успех?

— Теперь меньше — бандитизм приелся. Теперь эротику подавай. Хорошее питание, отсутствие проблем стимулируют повышенную половую возбудимость. Они уже хотят «Оргазм в гробу». Что ж, они его получат! Мы с пеликаном — в авангарде! Меня, как Эйнштейна, душат замыслы! Эх, господин полковник, если б вы только знали, какие идеи приходят в эту башку! Вокальный цикл «Стопроцентная откровенность!» — это гораздо острее, чем «Оргазм под куполом цирка»! Это шок!

— А вот тут мы вас, батенька, поправим! — с неожиданной картавинкой вырвалось у полковника, — Стопроцентной откровенности не бывает. Безумная идея! Мы вас привлечем за обман.

— Ага! — подпрыгнул Пауль Гендель, — Безумные идеи всегда пользовались безумным успехом. Вспомним цезарей, македонских, наполеонов, фюреров… Все обещали счастливую жизнь, а на деле оказались палачами. Однако этих палачей и по сей день истерически обожают. О них пишут книги, снимают фильмы, раскручивают телесериалы…

— А-а! — понимающе кивнул полковник, — Великие личности! Так вы о них хотите петь?

Пауль скорчил гримасу:

— С ними все ясно. Для меня они выродки-гиганты. Но я о тех, кто их создает! Кто их обожествляет! О толпе, о массе, понимаете?

— Не совсем, — ответил полковник, глядя почему-то на стоящего в дверях пеликана, — А в чем связка?

— А в том, — перешел на шепот Пауль, зыркая глазами по сторонам, — что выродки и те, и другие… Только тс-с… Это бомба!

— Гений, — тоже перешел на шепот полковник.

— Знаю.

— Не знаешь. Какая глыба! Какой матерый человечище! Но… Неужели выродки абсолютно все?

— Вне всяких сомнений, — подтвердил Пауль Гендель Второй, — Не считая единиц. Моцарт, например. Шопен. Музыкантов я ставлю выше всех. Они вообще в другой сфере.

— А вот пернатый друг вам зачем?

— Великий мозгоправ и гипнотизер, — пояснил Пауль, — Люди толпы открыты гипнозу.

— Замечательно, — согласился полковник, — Я рад нашему знакомству, рад, что вы у нас в городе. Все, что вы рассказали, чрезвычайно увлекательно. Но позвольте старику дать вам совет. Ваши философские выводы, конечно, справедливы. Но не столь неожиданны, чтобы испугать толпу. Человечество еще молодо, оно находится в поисках идеалов, и вы ему должны помочь своим талантом. Дайте им светлые ориентиры, подлинные ценности. Не отнимайте надежду на совершенство. А, дружочек?.. Они не выдержат вашей стопроцентной откровенности. Мочевые пузыри порвутся — и вы их убьете. Поверьте мне — я много повидал на своем веку. Не подвергайте людей шоку.

— Как вас понимать? — оторопел Пауль, — Да в этом же моя задача! Ну, может, условия не совсем подходящие…

— Вот я и создам вам эти условия. У нас камеры с отличными акустическими достоинствами. Для вашего пеликана принесут рыбу и воду. Два ведра хватит? Репетируйте! И премьеру здесь сделаем… Договорились? А мы с сержантом пойдем поищем вашего обидчика майора Ризенкампфа. Договорились?

— Камеру? Вы предлагаете опять камеру? Но искусство не рождается в неволе!

— Только в неволе и рождается. А умирает на свободе. Впрочем, это всем известно. С вами здесь, наверное, обращались не самым лучшим образом? Кормили плоховато?

— Вообще не кормили. Даже воды не давали.

Полковник выкатил глаза на сержанта:

— Вилли, ты мне ответишь вместе со своим красавчиком! Пауль, я вам это обещал и подтверждаю!

Сержант мигом принес графин с водой. Пеликан при виде его подошел к хозяину, поднял свой огромный клюв, раскрыл, будто сачок, — и Пауль начал заливать туда воду, словно в радиатор грузовика. Глотательных движений не было — вода напрямую поступала в пеликанью утробу. Вылив графин в своего пернатого товарища, Гендель попросил воды и для себя. Сержант принес второй графин. Музыкант пил почти так же, как и пеликан, — лишь его большущий кадык ходил, как затвор у винтовки.

— Благодарю, господин полковник, от себя лично и от своего не слишком разговорчивого, но все понимающего коллеги. Мы сразу поняли по вашим манерам, что имеем дело с заступником обиженных, истинным аристократом и любителем всего живого.

— Весьма польщен. А теперь извините, много дел.

Полковник рассчитывал, что Пауль с пеликаном послушно удалятся в камеру, но музыкант чего-то выжидал, смотрел вопросительно. Словом, мялся.

— Много оскорблений нанес нам майор Розенблюм. Нам было бы желательно, чтобы он принес нам свои извинения. А то выступать невозможно после оскорблений. А публика нас полюбила и наверняка будет просить.