Ночь на Днепре - [29]
— Вера! Сестрица наша! Ты! Откуда? А мы, грешным делом, посчитали тебя того… А где рота?
Вера очень обрадовалась встрече.
— Расскажу все… Вася… только после. Мне надо быстрее к командиру полка…
— Это мы сейчас, задержки не будет, моментом доставим.
Капитан предложил в помощь двух бойцов, но сержант Новиков, или Вася, как назвала его Казакова, отказался.
— Никого не надо выделять, товарищ капитан. Я один донесу.
Он решительно скинул с себя шинель, забросил за плечо свой карабин и автомат Веры, переданный ему солдатом-химиком.
— Вы еще не знаете эту сестру, товарищ капитан! Я ее до утра готов носить. Она меня в Сталинграде из самого пекла на своих плечах вытащила. А я что?.. Никакой помощи не надо!
Связист легко поднял на руки девушку.
— А ты, братец, осторожней, не тряхни, раненая она, — заботливо напутствовал сержанта пожилой солдат-химик.
— Уж если ты, старина, ее не расшиб, то за меня не беспокойся. Целехонькой донесу!
Солнце медленно утопало в серебристой дымке горизонта, когда сержант доставил Веру Казакову на новый, только что перенесенный ближе к фронту командный пункт командира полка.
Подполковник Мозуренко был в отдельном окопе, соединенном узким ходом сообщения с блиндажом. Он рассматривал в бинокль поле боя и не заметил сержанта, бережно опустившего на пол девушку. В углу блиндажа, сидя на патронном ящике, что-то кричал в телефонную трубку молодой полковник.
Новиков, вытянувшись по-уставному, четко доложил ему, кто он и зачем явился.
Полковник подошел к Казаковой. Вера лежала без движения, укрытая солдатской шинелью. Она почти теряла сознание. Тусклые глаза ее безразлично смотрели на офицера.
— Товарищ Мозуренко, прошу вас сюда, — громко позвал полковник.
— Мои орлы подтянулись. С минуту на минуту должен быть наш огневой налет, и мы наверняка собьем их, — оживленно говорил с заметным украинским акцентом командир гвардейского полка Мозуренко, входя в блиндаж. — Что здесь стряслось?
— Санитарный инструктор с поручением от Белова прибыла.
— От Белова? — в голосе Мозуренко послышалось удивление. Он быстро подошел к девушке, нагнулся над ней.
Вера с трудом вынула из-за пазухи намокшую, сложенную вчетверо бумагу и протянула ее командиру полка.
— Приказано… лично вам вручить. Белов наспех начертил расположение нашей траншеи и огневых точек врага. Им надо быстрее помочь… Патроны у них кончаются. Быстрее…
Командир полка осторожно расправил на планшетке донесение Белова.
— Вот какие дела. А я ведь в том месте заметил какую-то возню, — сказал он полковнику. — Отмечал там огневые минометные налеты. Теперь все ясно…
— Соедините меня с командиром дивизии! — приказал полковник связисту. И показывая глазами командиру полка на Казакову, впавшую в забытье, проговорил:
— Герой! Выполнила такое трудное поручение. Срочно оказать медицинскую помощь!
12. Выстояли!
Тем временем положение гвардейцев в траншее продолжало осложняться. С большим напряжением они отбили еще две атаки, следовавшие одна за другой. Гитлеровцы, видимо, решили во что бы то ни стало покончить с упрямой ротой до наступления темноты — их последний штурм был особенно упорным. Дело опять дошло до рукопашной, в траншею ворвались пять вражеских солдат.
Одного из них застрелил Белов: увидев в трех шагах от себя спрыгнувшего гитлеровца, он с огромным трудом поднялся и выстрелил, но тут же упал без сознания, отуманенный жестокой болью.
Старшина Сотников, обходя после боя траншею, посчитал его мертвым. Он постоял над командиром, стиснув зубы, вздохнул и пошел дальше — проверять наличный состав роты. Итоги получились невеселые: в строю осталось десять раненых и пять здоровых бойцов. Старшина и себя считал здоровым, забыв про свою контузию, про легкое ранение в левое плечо. Боеприпасы совсем были на исходе — патронов сотни две да несколько штук гранат.
«Еще одна атака — и переходи на кулаки», — думал старшина, возвращаясь после обхода на свой НП.
Солнце спряталось за темной грядой облаков на западе, но было еще светло.
Бой на плацдарме разгорался. В воздухе стоял сплошной гул. С той и другой стороны била артиллерия. То в одном, то в другом месте появлялись огромные столбы дыма, пыли и пламени. Река в районе плацдарма по-прежнему оставалась наглухо закрытой темной дымовой завесой. Сотников, медленно передвигая бинокль, старался тщательнее рассмотреть ломаную линию фронта. Но чем дольше он в нее всматривался, тем больше убеждался, что за последние часы она мало изменилась.
Подошел рядовой Исаков с медицинской сумкой за спиной и немецким автоматом на шее.
— Товарищ старшина, всех перевязал. Командир роты, кажись, скоро очнется.
— Жив? — воскликнул Сотников. — Вот здорово!
— Живой, — подтвердил Исаков, и в голосе его прозвучали задорные нотки. — Головой малость о стенку вдарился. А вот парторг без памяти. Крутиков ослаб сильно. Но кровь ему остановил… Ануфриеву плечо разрывной разворотило — отвоевался, кажись, солдат.
— Патроны у фрицев подсчитали?
— Подсчитали, товарищ старшина. У них тоже — кот наплакал.
— Возьми с десяток и иди на левый фланг. Там у нас плохо дело. До ночи, по всему видать, еще в атаку пойдут.
