Ночь на Днепре - [28]

Затем, морщась от боли, все-таки сняла сапог, спустила изодранный чулок и увидела развороченную разрывной пулей икру. По телу пробежала дрожь. Непослушными руками перевязала рану, вылила из сапога окровавленную воду. Хотела снова натянуть порванный в голенище сапог, но жгучая боль заставила вскрикнуть. Тогда она отвернула голенище. Получился своеобразный полуботинок.

Осторожно передвигая раненую ногу, Вера поползла дальше.

Силы ее иссякли; она не проползла и двух десятков шагов, как вынуждена была остановиться — кружилась голова. Когда она смотрела на простор Днепра, ей казалось, что движется не только вода, но и земля под ее руками, и берег с поблекшей осенней травой.

«Потеря крови, как всегда в таких случаях, начинает давать о себе знать, — подумала Вера. — Надо спешить, пока не истекла кровью».

Силы, однако, были на исходе. Она уже не могла подниматься на руках, не могла отрывать тело от земли.

Перед крутым берегом, спускавшимся к воде, девушка остановилась, вконец обессиленная. «Все. Дальше некуда». Сзади, из района гвардейской траншеи, ничего не было слышно: бой на плацдарме теперь заглушал все другие звуки. Совсем недалеко рвались снаряды врага, и оттуда же, где они рвались, вела огонь советская батарея. Впереди, на реке, отвесной непроницаемой стеной поднималась дымовая завеса.

Передохнув минут пять, Вера начала взбираться наверх. Она не помнила, сколько времени ползла и как ползла, — ей казалось: часа два — три. Когда, наконец, очутилась на горе, ее поразил дребезжащий гул, исходивший откуда-то с неба. Она повернулась на бок и посмотрела вверх: десятка два самолетов с фашистской свастикой, выстроившихся в колонну по одному, заканчивали боевой разворот; ведущая машина начала пикировать.

— Сколько и-х! — прошептала Вера, инстинктивно прижимаясь головой к земле. Ей показалось, что самолет пикирует точно на нее.

Глухие толчки, потрясшие, казалось, самую утробу земли, беспорядочно следовали один за другим. Вера ощутила, как вслед за взрывами по ее спине, по ногам, по всему телу заколотили земляные комья, потом что-то сильно ударило в голову, в глазах потемнело, и она будто стала куда-то проваливаться…

11. На командном пункте полка

Сколько времени Вера лежала без памяти, она не знала. Но, видимо, не так долго: когда она очнулась, было еще светло. Сильно болела голова, в ушах шумело.

— Где я? — прошептала девушка. Перед ней шевелились темные, неспокойные воды Днепра.

Она вспомнила бомбежку, тот злосчастный толчок. Потянулась рукой к голове — пальцы ощутили холодную сталь каски. Ощупала её. Никаких вмятин не было. Вера не без труда приподняла раскалывающуюся от боли голову и увидела рядом с собой увесистый ком свежей земли, скрепленной корнями травы.

— Угораздило же его! — прошептала девушка. В ушах стоял непрерывный гул, во рту было горько, её сильно тошнило. Вера осмотрелась: только теперь до ее сознания дошла причина этого непрекращающегося гула. «Это же бой!»

По вспышкам пламени, густому черному дыму, неровными клубами поднимающемуся вверх, ясно очерчивалась линия фронта. Немного правее себя Вера заметила только что зажженные дымовые шашки. Она поползла наискосок, сокращая путь, прямо на них. «За дымом меня никто не увидит. Наши где-то здесь».

Но ее увидели.

— Откуда ползешь?.. Да смотри, никак девка? — услышала она. К ней подбежал пожилой солдат с черными погонами. — Ох, как извозилась ты! Места живого нет, вся в земле. Ранена? — участливо спросил он, нагибаясь к Казаковой. — Куда шла-то, дочка?

Вера была так утомлена, измучена и так стремилась поскорее достигнуть цели, что даже не удивилась, увидев перед собой советского солдата.

— Товарищ, дорогой… мне к командиру полка Мозуренко. Срочно… Знаешь его?

Солдат опустился перед девушкой на корточки.

— Самого-то лично не знаю, но слыхал — есть такой.

— Как же ты не знаешь? Его все знают…

— А откуда мне его знать-то? В его полку не служил. Мы дивизионные химики. Вот тутошнее начальство я знаю!..

— Ну, хорошо… Мне нужно к нему… — перебила девушка, — к Мозуренко. Там, там, — она показала рукой в сторону, откуда пришла, — наши люди. Помоги мне… Скорее добраться надо…

Солдат озадаченно посмотрел в ту сторону, куда показывала Вера, пожал плечами.

— Чудное ты что-то говоришь.

Дотронулся до ее одежды.

— Да ты, дочка, мокрая вся!

Он проворно скинул с себя шинель и, как маленького ребенка, закутал в нее дрожащую от холода девушку.

— Подняться ты, полагать надо, дочка, не можешь?

— Нет, не могу…

— Сейчас, сейчас. Разом двинемся.

Солдат взял автомат Веры, отыскал в кармане бечевку, привязал ее вместо ремня и забросил автомат за спину. Затем осторожно поднял девушку на руки.

— Ты куда меня несешь?

— К командиру своему, куда же еще?! Он знает лучше меня, где этот Мозуренко. К тому же мне не полагается, дочка, уходить без разрешения. Скоро затребуют новые шашки зажигать, а я их еще не подготовил. Так что, дочка, нельзя мне уходить…

Капитан-химик из штаба дивизии выслушал девушку и сказал, что на КП штаба полка Мозуренко сейчас и здоровому человеку нелегко добраться, — все впереди простреливается. Лучше по телефону вызвать. Мимо проходил связист с двумя катушками, перекинутыми через плечо. Увидев Казакову, он в изумлении остановился и вдруг рванулся к ней.