Но березы в чем виноваты! - [17]

– Мамочка, а тебе хлопали? – тихо спросила Катька и с завистью посмотрела на мать.

VII

Ленка подстерегала их у калитки.

– Ну как, Моржухина, выступила или не выступила? Ну не томи душу, ради бога! – Ленка была в крайнем возбуждении, беспрерывно встряхивала локонами и презрительно щурила глаза.

– Выступила-выступила, – ответила ей Катька, угрюмо замыкавшая процессию с коляской.

– Ну и как? – снова спросила Ленка, устремляясь за Ольгой.

– «Как, как»! Сама не знаешь, что ли, как выступают, – снова ответила ей Катька. – Мамочка выступила. Ей много хлопали. А потом подарили подарок.

– Какой еще подарок?! – Ленка остановилась и повернулась к Катьке.

– «Какой, какой»! – передразнивала Катька. – Хороший, какой. Обыкновенный. С печеньем, конфетками, грейпфрутами… А кто плохо выступал, тому подарков не дарили. Ну, понятно теперь?

– Да ну тебя! – махнула рукой Ленка и ринулась к крыльцу, возле которого остановилась Ольга, склонившись над коляской и что-то в ней поправляя, оглаживая, распрямляя. – Моржухина, ну и свинья же ты! Я тут места себе не нахожу, волнуюсь за тебя! А ты даже ответить не можешь!

– Послушай, Лен, а у тебя случайно нет знакомого генерала? – поднимая голову от коляски, шепотом спросила вдруг Ольга.

– Чего? Какого генерала? – Ленка тоже перешла на шепот.

– Лет так под шестьдесят. Чтобы только не приставал… Холостого, разумеется. Лучше – бездетного.

– Не понимаю! – сердито тряхнула головой Ленка.

– А что тут понимать? Надоело мне. Все надоело. Хочу замуж за генерала.

– Да пошла ты, Моржухина!

– Чтобы детей моих любил, – шепотом продолжала Ольга, пристально глядя на Ленку; по ее лицу и по тону трудно было определить, шутит она или говорит серьезно. – Чтобы, придя со службы, хватал их, тискал, книжки им читал, гулял с ними, спать их укладывал… Я бы все для него делала, для этого генерала. Даже приставать, наверно, разрешила…

– Мамочка, а наш папа что – на фронте? – осторожно спросила Катька.

– Хотя зачем обязательно генерала, – усмехнулась Ольга. – Можно и не генерала. Полковника или, на худой конец, членкора… У тебя нет на примете какого-нибудь пожилого полковника?

– Дура ты, – страдальчески посмотрела на нее Ленка.

– Мам, а почему папа на фронте? Сейчас там война, на фронте, да? Мам, что он там делает? – быстро спрашивала Катька.

– Ведь, в конце концов, любовь у меня уже была. Я уже знаю, что это такое… Зато у меня будет домработница. Я буду каждый год отдыхать на курорте. Каждую неделю ходить в театр. В консерваторию. На концерт органной музыки… Ты любишь органную музыку, Ленка?.. А я обожаю органную музыку!.. А если так уж мне приспичит, заведу себе на курорте любовника! Гошку, например…

– Дура ты, Моржухина! – шепотом повторила Ленка.

– Не могу я больше. – Ольга отошла от коляски и продолжала уже в полный голос: – Не могу я больше! Мне ведь еще тридцати нет! Я жить хочу, понимаешь? Пусть с нелюбимым человеком, но – жить! Слишком рано он меня закопал! Я еще живая!

– Да, погоди, Ольга…

– Нет, ни черта! Ни дня больше! Ни минуты! – закричала Ольга. Что-то у нее внутри вдруг словно вспыхнуло, расцвело и распрямилось, и Ольга сразу стала другой женщиной, одухотворенной, обаятельной, красивой даже. – Потому что еще лет пять – и на мне уже можно ставить крест! А пока – шиш ему на постном масле! Надо только силы найти в себе, мужество, набрать побольше воздуху, зажмурить глаза и одним ударом… И начать жить!.. А что, ты думаешь, я мужа себе не найду? Найду, не беспокойся! У двадцатилетних отобью! Потому что они дуры, потому что они уродки по сравнению со мной, сльшшшь!.. Ты меня не знаешь, Ленка. Ты меня просто никогда не видела такой, какой я могу быть. Ты не знаешь, как я умею быть красивой, как чудесно я танцую, как мужчины на меня смотрят, когда я красивая и нарядная. Неужели ты думаешь, что такую женщину, как я, такую прекрасную хозяйку, такую остроумную, с такими чудными девочками, такую красавицу!..

Ленка смотрела на нее с восхищением, а Ольга, заметив на себе ее взгляд, запнулась вдруг, тут же погасла и сгорбилась – точно лопнул воздушный шарик, наткнувшись на иголку.

– Ну чего ты на меня уставилась? – исподлобья глянула она на Ленку. – Ну, не выступила я! Пришла на собрание, записалась у секретаря, а потом взяла и не выступила!

Восхищение не исчезло из Ленкиных глаз, а последней Ольгиной реплики она будто не слышала.

– Да с самого начала было ясно, что ничего из нашей затеи не выйдет, – сердито взмахнула рукой Ольга. – Неужели ты думаешь, что эти ездуны настолько дураки, чтобы без разрешения спилить березы? Конечно же у них на это дело были соответствующие бумаги, за подписью лесника…

– Да бог с ним, – улыбнулась Ленка. – Не выступила – и ладно.

– И потом меня записали только четырнадцатой. Они вообще могли не дать мне слова, подвели бы черту. А я бы торчала там целых три часа.

Ольга вдруг заметила, что почти дословно повторяет аргументацию секретарши, и вдруг шагнула к Ленке, стиснув кулаки.

– А детей я куда бы дела?! Нет, я тебя спрашиваю!.. Она тут, видите ли, места себе не находила!.. А ты подумала, как я там, с двумя маленькими детьми!