Нижегородский откос - [17]

Зильберов читал филологам-первокурсникам «Классификацию и методологию наук».

Пахарев не представлял ни специфики, ни объема, ни предмета этой науки. Но он был спокоен:

«Имелся уже опыт сдачи таких зачетов. Не робей, Сенька!»

Зильберов принимал зачеты у себя на дому, в кабинете. Пахарев увидел физические приборы, шкафы с книгами на иностранных языках и сидящего у ночной лампы профессора, серьезного и непроницаемого. Но студенту казалось, что профессор ему ясен до дна.

Профессор спросил:

— Как можно классифицировать науки?

Пахарев смело отчеканил:

— Риккерт и Виндельбанд делят науки на генерализующие и идеографические.

Точно не слушая его, профессор опять спросил:

— Тогда скажите, как можно классифицировать марки?

— Почтовые?

— Хотя бы.

Пахарев опешил и стал мучительно думать.

«Чудачества начинаются», — промелькнуло в голове.

Он никогда не классифицировал марки. Да и к чему это?

— Я слышал о филателистах и даже знал их. Но самому заниматься этой глупостью не приходилось, — ответил он.

Потом ему пришли на ум некоторые мысли, и он осмелел.

— Впрочем, я знаю, что животных классифицируют по классам, классы делятся на роды, роды на виды, виды на подвиды, а как можно классифицировать марки, я об этом не знаю. Да и в лекциях ваших об этом не говорилось.

Профессор откинулся на спинку кресла и поглядел на студента в упор.

— Ведь вы пришли экзаменоваться по вопросу классификации наук. Классифицировать науки труднее, чем марки. Не так ли?

— Пожалуй, так.

— Ну вот и расскажите, как вы их будете классифицировать?

Пахарев думал:

«Что он от меня хочет? Старик просто блажит? Ну, подури, подури немного».

— Вот вам марки, — профессор высыпал перед ним марки разной величины, разных стран, разного цвета. — Попробуйте расклассифицируйте их.

Пахарев разложил марки по странам на разные кучки.

— Почему? — спросил профессор.

— Так удобнее во всех отношениях.

— Удобное? Значит, в основе вашего деления лежит цель? И характер классификации зависит от цели?

Пахарев молчал, он никогда не думал про это.

— А если дать разложить их дошкольнику? Как, вы думаете, разложит он их?

— Я думаю, он разложит их, сообразуясь со своим понятием значимости вещей: по величине или по цвету.

— Совершенно верно. Именно так укладывает моя домработница разбросанные в кабинете у меня книги. Она укладывает маленькие с маленькими, толстые с толстыми, непереплетенные с непереплетенными. Вот поглядите.

Он подвел Пахарева к этажерке, на которой были уложены именно так книги абсолютно разного содержания: философского, научного, литературно-художественного.

— Она это делает, исходя из своей цели: удобнее, скорее складывать и приятнее глядеть. Но пользоваться книгами в таком случае совершенно невозможно. Всякий раз, когда нужно какую-нибудь книгу найти, следует просматривать все ряды сверху донизу. Значит, такая классификация дурная. И вы неправы. Да вы и не думали об этом.

— Значит, эта классификация дурная, — повторил глухо за ним Пахарев, убежденный вполне, что профессор его поймал.

— Но все-таки тут есть порядок, — продолжал профессор, указывая на этажерку. — Это тот порядок, который устраивает мою домработницу. Он ее устраивает вполне, но никак не устраивает меня и науку. Этот ее порядок — внешний, искусственный, произвольный, короче говоря — формальный. Такой порядок тоже хорош, но на своем месте, например в армии. Шеренга солдат производит хорошее впечатление и целесообразна, хотя солдаты, скажем, образованные и малограмотные, разных национальностей, разного вероисповедания, классовой принадлежности, разных областей и так далее. Что значит хорошая классификация?

Профессор встал и прошелся по кабинету.

— Хорошая классификация, — он заговорил как на кафедре — четко, громко, методично, — это значит наведение удобного порядка в науке, в явлениях и в понятиях. Это значит найти основу порядка, верную и полезную. Настоящая научная классификация (профессор говорил не в сторону Сеньки, а уже сам с собой) переносит центр внимания на раскрытие не формальных, а существенных внутренних связей между группами классифицируемых вещей. Возьмем таблицу элементов Менделеева. Сразу увидим и действительное основание деления, и остальное. В ней элементы расположены по степени возрастания их атомных весов. А от этого основного признака зависят все прочие свойства элементов. Значит, практика жизни определяет и цель исследования, и ее материал, и порядок, в котором этот материал укладывается. Конечно, марки лучше классифицировать по странам. А книги?

— По содержанию, — сказал Пахарев, видя по лицу профессора, что и тут угадал, — по научным дисциплинам, как это делается в библиотеках.

Профессор принял от него зачетную книжку и поставил «удовлетворительно». Только. Он вернул книжку Пахареву.

— Кое-что вы все-таки соображаете. Но со скрипом. Вы усваивали все в готовом виде. Надо переучиваться. Воспитывать в себе умение взглянуть оригинально на давно известные вещи.

И только тут профессор улыбнулся. Улыбка его была обворожительной (Сенька и не подозревал об этом). В ней раскрывалось великодушие скрытой мудрости.

— Скажу по правде, — продолжал профессор, — дело — дрянь. А ведь вы пришли в институт не для того, чтобы формально отбыть срок, а чему-нибудь научиться?