Нить Эвридики - [28]

Я кивнул.

Он подскочил снова, метнулся к кухне.

— Жена, собирайся.

— Куда? — невольно вырвалось у нас обоих, — Что ты задумал? — спросил уже я один. Жена кинулась выполнять поручение без споров, хотя в её огромных глазах были непонимание и страх. Но она доверяла мужу всецело…

— Я не заслужил всего этого. Моё место — там, внизу, рядом с нашими командирами и учителями. Если я творил неправду — я должен разделить с ними их воздаяние.

— Стой, ты не должен этого делать! — вскочил на ноги и я, — мысль смелая, но… это не тот путь.

— Почему? — видно было, что мой собеседник растерялся совершенно.

— А о ней ты подумал? — я кивнул на жену, замершую посреди комнаты с ворохом каких-то вещей и самым безмятежно-вопросительным взглядом, какой мне случалось видеть, — почему она должна делить с тобой наказание, которого не заслужила? Смотри, она готова идти за тобой, даже не зная, куда вам предстоит идти. Неужели ты поступишь с ней так? Или оставишь её здесь — одну, в одиночку обрабатывать поле и сад, коротать дни вдовой при живом муже?

— Но что же делать? — он смотрел на меня и, чёрт побери, ждал от меня руководства!

— Оставайтесь здесь. Живите, как жили.

— Но… Я не могу! Не имею права! После того, что ты мне рассказал…

— Это и будет твоё наказание. Жить здесь, жить среди всего этого, купаться в любви, наслаждаться красотой — и помнить, что не заслужил этого. Жить, чтобы сделать счастливой свою жену — ведь она живёт только для тебя, чтобы вырастить прекрасные деревья на данной тебе земле… Разве это плохо, разве недостойно? Одну жизнь у себя ты уже отнял, не отнимай и вторую.

Я поставил в стакан лавровую ветвь — вам, так рвавшиеся к победе, чтоб не забыть горький вкус этой победы, горькую цену этой победы. Лавр мира мёртвых. Memento mori… И повернулся к выходу.

— Зора, я…

В дверях я столкнулся с молодой женщиной в длинной чёрной накидке. На руках у неё спал грудной младенец. При виде нас она явно смутилась — по всему видно было, не чаяла она встретить здесь мужское общество, пришла в гости к соседке — поговорить о чём-нибудь сугубо женском, о кулинарии там, о рукоделии… Её-то муж, не задержанный такими гостями, уже возился где-нибудь в саду. Я смотрел на неё и вдруг узнал. Хотя видел это лицо, может быть, пару раз по телевизору, и совсем, совсем не таким. Шахидка, взорвавшая себя на многолюдной улице. Тоже верившая в сады, где внизу текут реки и где для праведных — чистые супруги… Что ж, хоть здесь у неё всё это есть. И это у неё уже не отнимут, не заставят отдать свои и чужие жизни. Здесь они до неё не доберутся…

— Не говори ей, — шепнул я хозяину и, пряча слёзы, проскользнул мимо неё.

День делал вид, что клонится к вечеру. Солнечные пятна рассеянно бродили по траве, играя в салочки с тенями. Но солнца всё так же не было.

Впрочем, что важнее — солнце или его свет? Кто больше, кто меньше солнечного света приносят из того мира в этот, кто покой приносит, кто смятение, кто кромешную тьму… Реален ли этот мир вообще? Или он — коллективное заблуждение несчастных, одурманенных, обагривших свои руки кровью по локоть за мираж? Не бог дал им этот рай, а они сами, потому что считали, что имели на это право.

Но тогда получается, и те, внизу, сами создали себе такое существование — потому что прекрасно знали, что райских садов не заслуживают, да и не верили, по-честному, в эти сады? Выходит, всё же есть в человеке какая-то совесть, и она судит его за всё, что он сделал — при жизни ещё можно заставить её молчать, но после смерти уже нельзя… Выходит, бог живёт внутри каждого, и там вершит свой суд, свою награду или наказание? И выходит, бог этот может знать не всё, может заблуждаться?

Я склонился над гладью маленького озерца, в котором окрестные деревья отражались так чётко, что отражения казались реальнее самих деревьев. Но водную гладь тут же взбаламутил дождь лепестков. В раю нынче весна…

Андрис, как же поступит с тобой твой бог? Греческой Эмпусе и то стало тебя жаль, а тебе самому — вижу, нет.

Я летел и смахивал слёзы — зло и лихорадочно, не дай бог сослепу ткнуть в какую не ту кнопку, хотя это, кажется, невозможно… И я очень надеялся, что слёзы эти долетят очень глубоко вниз, не до живых мертвецов даже, а до чего-то ещё глубже, до чего-то, что причина всему, кто по-настоящему во всём виновен, кто отвечает и за тех внизу, хладнокровно губивших чужие жизни, и за тех вверху, этими жизнями совсем не дороживших… Главное верить, что есть эта причина. Счастлив тот, кто верит. Что корень зла не в самом человеке, что первопричину можно на кого-то свалить. Потому что победить сатану всё-таки намного легче, чем самого себя.

ГЛАВА VII

Пыль сгоревших трав

Гонит ветер прочь,

Цвет земли моей

Не погасит ночь.

Сохрани, земля,

Сон своих детей,

Прорасти зерном,

Чёрный дым развей.

Сохрани, земля,

Колыбель любви,

Сквозь туман веков

Новый день, гори!

«Золотое кольцо»

Что ж, Андрис, в раю я тебя уже искал, может, теперь поискать в аду? Буроватые испарения, поднимающиеся из глубоких расщелин в земле, над которыми я сейчас как раз пролетал, всё сильнее мешали разобраться в переплетениях светящегося следа. Сколько я ни пытался выбрать место почище, пары только больше сгущались, словно назло, словно стремились захватить, затянуть меня в иной мир, раскрывающийся в багровой ране самой широкой трещины внизу.