Никудышный - [11]

— Клавдия.

Затем подошла к Петровичу и тоже назвала свое имя, пожав ему руку.

Возле Григория остановилась, чуть затормозила подачу руки и, вглядываясь в его лицо, спросила:

— Мне кажется ваше лицо знакомым, мы встречались когда-нибудь? Как вы думаете?

Григорий Сергеевич оробел и непослушный язык выдавил нелепость:

— Может в другой жизни?

— Может быть, — согласилась она, и нельзя было понять, узнала она его или нет.

Следом вошли отец, сын и внук. Муж у Клавдии подтянутый, с седыми висками, серьезный человек назвал свое имя всем сразу:

— Андрей.

— Григорий, — назвал себя сын Клавдии.

— Сергей, — произнес серьезно внук.

— Григорий, Григорий, — произносил про себя горе-отец. Моим именем назвала.

Гости сидели за столом, Андрей хлопотал с шашлыками у мангала во дворе с Мишей, а несчастный искатель приключений не мог говорить. Как будто подавился чем-то и еле выдавливал из себя слова. Разговор поддерживал молодой Григорий и Петрович.

Клавдия в упор разглядывала Григория Сергеевича, тот не знал, куда деваться от ее пристального взгляда. Выручили шашлыки. Все, наконец, устроились за столом, налили по рюмке, и началась неторопливая в начале беседа, ускоряющаяся по мере уменьшения жидкости в бутылках. Вскоре все стали своими, и разговор оживился. Как-то получилось, что Миша разговаривал с внуком, Петрович с Андреем и Сергеем, сгорающими от любопытства по новостям, бытующим по дорогам, Клавдия и Григорий как будто существовали отдельно ото всех остальных.

— И все-таки я где-то вас видела, — сказала она серьезно.

— Я раньше по этим краям проезжал, может и останавливался.

— Когда?

— Лет тридцать тому назад.

— И кем ты был тогда?

— Дальнобойщиком.

Клавдия откинулась на спинку стула и произнесла:

— Здесь душно. Может во двор выйдем? Кто желает с нами прогуляться?

Занятые разговорами и продолжением ужина, гулять не пожелали. Женщина встала, прошла мимо него, он тоже поднялся со стула. Сердце учащенно билось. Жар разлился по лицу. Руки немного тряслись. Они вышли и сели за ущербный столик во дворе.

— Ты зачем приехал, псина? — злобно прошипела еще недавно смирная Клавдия.

— Хотел разыскать тебя и помочь.

— Помочь? Еще одного ребеночка сделать? Так я уже стара, внук имеется.

— Зачем ты так, я хочу от чистого сердца обеспечить тебя и сына.

— А ты не спросил меня, хочу ли я твоей помощи? Тебе надо было думать о ней, когда меня брюхатую оставил. Наобещал жениться, скоро вернуться и вернулся, всего двадцать девять лет прошло. Я тогда со стыда сгорала и с голоду чуть не сдохла, когда меня родители из дому выперли, как последнюю шлюху. Надеялась, вернешься, и все образуется. В поле вкалывала от зари до зари, спасибо бабе Вере, что за сыном присматривала. Ржаной хлеб твой сын сосал в марле с сахаром. Я не могла ничего купить другого. За гроши работала. И одеть его не во что было. Из старого бабушкиного платья ему пару рубашек сшила. Босиком рос твой сынок. Три года прошло, нашелся добрый человек, замуж вышла, прикрыла грех. В свидетельстве о рождении прочерк был в графе «отец», а он его усыновил, и у ребенка появилось полное имя, отчество и фамилия отца.

— Я все время хотел написать тебе и приехать, да работа такая, разъездная. А ты, почему мне не написала, что ребенок будет?

— Куда? «На деревню дедушке. Константину Макаровичу? «Так я не Ванька Жуков.

— Я наследство получил, большое и сразу же поехал искать тебя?

— Прямо меня? Одну-единственную?

— У меня сохранились записи, я увидел тебя первой.

— Что ты сказал? Записи? Ах, ты кобель несчастный, проходимец.

Она тяжело поднялась, шаря по земле глазами, и вдруг нашла то, чего хотела. Это были грабли. Размахнувшись, Клавдия опустила их на спину «жениха» и снова пошла на него, намереваясь охлобучить посильнее. Бедняга, с перекошенной мордой от боли, ворвался в дом и присел сзади стола.

— Что случилось? — завопили разом все.

— Я убью эту образину! — кричала разъяренная Клавдия.

— Остановись! — хватая ее за руки, кричала бабуля. — Разобьешь все!

Андрей выхватил деревянное оружие из рук жены, но та, изловчившись, ухватила сковороду и обрушила вместе с жареным картофелем на злосчастную голову миллионера. Ее держали двое мужчин, но она все время пыталась вырваться и успела ногой поддать Петровичу под его тощий зад. Тот свалился с копыт носом вниз. Падая, подшиб бабу Веру, и та очутилась под ним, вернее его задней частью. Миша, сориентировался и, подняв несчастного, забросанного картошкой благотворителя, вывел его во двор и запер в сарай. Вернувшись на поле брани, он попытался установить тишину и попросил слова:

— Граждане воюющие, выслушайте меня. Только без мордобития.

— Где, гад ползучий! — кричала Клавдия — Я его желаю видеть в белых тапочках под оркестр!

Муж принялся уговаривать жену. Любопытный внук покатывался со смеху. Баба Вера выбралась из-под Петровича с помощью Григория, сына Клавдии и кричала как заяц, во время грозы пронзительным голосом:

— Что случилось? Объясните, люди добрые!

Еле — еле удалось усадить всех за стол. Миша решил разъяснить народу ситуацию.

— Нечего греха таить, — сказал парламентер. — Григорий, сидящий передо мной, является сыном Григория Сергеевича, миллионера, получившего несметные богатства и пожелавшего передать сыну состояние. Он если пожелает, может жить в Париже. Там есть недвижимость.