Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза - [10]

Россия переживала не только «застой», но и очередной пик платоновского социализма в его знаменитой формулировке: «элита, армия, рабы».

Элита и армия рабов знать не хотела. По случаю развития цивилизации рабы именовались не просто пролетариатом и крестьянством, а гегемоном. Хотя некоторый местный колорит был и у элиты с армией. «Рабы» пили, но не дурили. Элита пила и дурила. Директор завода, Герой Социалистического Труда, на очередной гулянке с девками потерял партийный билет. Парторг завода ни в какую не хотел поменять формулировку потери партбилета с «по халатности» на «украли». Принципиальный попался. Рабочие смеялись. Парторг откровенно решил вознестись пусть и над блудливым, но профессионалом.

– Ну, ну, – говорили рабочие, – а кто план будет давать? Парторг с мозгами, вывихнутыми партией?

Всем было интересно знать, чья возьмёт: власть капитала и Госплана или теория марксизма-ленинизма в лице КПСС. Победил капитал, парторга убрали. Директору выписали новый партийный билет и записали выговор.

С заводской элитой частенько путались и жёны офицеров, поддерживая и продолжая карьерный рост своих мужей. Хлеб надо было отрабатывать и им, а так как в конструкторских отделах толку от них не было никакого, то приходилось радовать глаз в других местах.

Ничего нового в той жизни, которую вела партийно-хозяйственная номенклатура, сливаясь в экстазе с армейской элитой, не было. Точно так же, как в начале ХХ века, имперский бордель развёл российский царь, и в пламени этого борделя гибли русские солдаты на войне с японцами, потом с немцами, а потом и друг с другом, точно также в конце ХХ века такой же бордель развёл российский генеральный секретарь, и точно также в пламени этого борделя гибли русские солдаты в афганской войне.

Сергея удивляло огромное количество бездельников, слонявшихся по заводу. Партийные деятели, комсомольские деятели, профсоюзные деятели, спортсмены, никогда не видевшие станков, к которым были приписаны, и такие же артисты художественной самодеятельности.

Уместно заметить, что у Сергея очень рано проявился дар разведчика. Он мог совершенно спокойно проникать в любую среду. Он для всех был своим, так как молчал и слушал. Из откровенных разговоров разного рода начальников так выходило, что в СССР развели целые стада льготников. Льготами пользовались ветераны Великой Отечественной войны, ветераны КПСС, ветераны труда, Заслуженные деятели культуры, Заслуженные артисты и т. д. Эти стада сметали всё: путёвки в санатории, квартиры, автомобили, гаражи, садовые участки и конечно продукты, ещё до их появления на прилавках магазинов, и все прочие товары. Льготников было много, а у них были дети, внуки, родственники. Родину эта социально защищённая часть населения не любила, так как считала, что она им всё равно должна больше, чем даёт. Но партия и правительство их усиленно откармливали, так как видели в этих льготниках мобилизующий фактор. Во время «Ч» они должны были, если не увлечь своим примером (зря что ли хлеб ели), то хотя бы помочь партии и правительству отмобилизовать другую часть населения. Другая часть населения, не пользовалась ничем, но именно она обеспечивала все социальные льготы. Эту часть населения составляли люди, которым не повезло, которых отмобилизовали на призывах партии: «на борьбу…», «на битву…» и которых никто и никогда не защищал, не щадил и не берёг.

Сергей, бывая у своих бабушек, задумывался над тем, откуда происходит нищета, в которой они живут. Один дед начал воевать ещё с японцами, затем продолжил с финнами, потом в первых рядах Красной Армии вступил в бой с немцами. Он ещё до Великой Отечественной войны навоевался до «одури», и всё время в первых рядах. Даже если бы он захотел дожить до внуков – всё равно бы не успел. Первые ряды чаще становятся покойниками, а не льготниками. Деду по своему повезло. В конце 1941 года он попал в плен. Потом целая череда немецких концентрационных лагерей. В 1945 году – освобождение. При росте 1,82 метра в нём осталось весу 46 кг вместе с вшами. Но он был жив. Родина отправила его в Новокузнецкие шахты, где было много ветеранов, начинавших воевать ещё в Испании. Потом на шахте произошёл взрыв, а взрывы на шахтах происходили ежедневно. Жёны шахтёров залазили на крыши домов, чтобы увидеть на какой именно шахте произошла авария. Администрация шахт сначала подавала протяжный гудок, а потом вывешивала флаг, мол ваши мужья, там внизу, бегом бегите…. А бабы смотрели, та ли это шахта, и их ли «очередь» подошла бежать…. Словом, деда засыпало угольком.

У второго деда судьба была похожая. А бабушки и в свои семьдесят, а потом и восемьдесят лет всё продолжали ходить на работу. Что-то где-то мыли, что-то где-то сторожили. Вожделенной мечтой маленького Сергея было желание овладеть одноствольным ружьём, выданным 74 – летней бабе Мане для охраны одной из заводских проходных. Мир не без добрых людей. Минимальная пенсия, взрослые дети, у которых по факту проживания в стране социализма были безграничные возможности, а по факту безотцовщины – никаких.

Рядом с ними была весёлая жизнь победителей, начавших воевать, как правило, в конце войны, а то и не воевавших вовсе, с трофеями, со связями. Им периодически вручали медали за не их подвиги. А у вдов и их детей на горизонте маячила одна тяжёлая работа, без всякой надежды на светлое будущее. Эти люди были социалистической, коммунистической или просто лагерной пылью.