Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [47]

Вавилов был знаком с яровизацией благодаря учебе в «Петровке», хотя такого термина тогда еще не было. Он также изучал влияние температур на развитие растений. Разведение раннеспелых сортов занимало важное место в повестке дня Института: он искал сорта, которые выживали бы на севере страны. В 1922 году Вавилов организовал отдел физиологии растений для изучения влияния тепла и света на их рост. Отдел возглавлял один из ведущих сотрудников, Николай Александрович Максимов, опытный агроном, семью годами старше Вавилова. Лаборатория Максимова находилась на опытной станции под Ленинградом в Пушкине. Другой, еще более заслуженный специалист по физиологии растений, Владимир Николаевич Любименко, вел исследования в Ботаническом саду в Ленинграде и особенно интересовался реакцией растений на свет. Идея суммы тепла уже была к тому времени общепринятой. Еще один сотрудник Вавилова, Гавриил Семенович Зайцев, специалист по хлопчатнику, изучал влияние температур на развитие хлопка. На эту тему он написал книгу, изданную в 1926 году.

После статьи в «Правде» у Лысенко побывал профессор Николай Максимович Тулайков, коллега Вавилова. Они с Лысенко обсудили работу Зайцева по хлопчатнику, которую Лысенко четырежды упоминал в своей монографии 1928 года. Он даже сравнивал свои выводы с заключениями Зайцева и отмечал, насколько они совпадали. Тем не менее Лысенко вносил вполне приемлемый вклад в текущие полевые исследования. Ему можно было простить (и ему простили) и беззастенчивую саморекламу с подачи «Правды», и использование работ Зайцева, которое помогло попасть в научные круги без обычно необходимого для этого формального образования. Но для него это стало началом карьеры приспособленца, эксплуатирующего «политически верную» марксистскую науку не для того, чтобы формировать свои идеи (с этим он справлялся самостоятельно), а ради того, чтобы пробиться на высший уровень управления советским сельским хозяйством.

У советской власти были два специальных названия для тех рабочих и крестьян, кого быстро продвигали вперед по службе. Первые – это ударники, передовики труда, перевыполнявшие план; за это их поощряли. Вторыми были выдвиженцы, которых «подталкивали вперед» или «выдвигали» из числа рабочих-коммунистов для учебы, чтобы после ускоренной версии серьезной академической подготовки поскорее заменить ими политически неблагонадежных буржуазных специалистов. Не будучи членом партии, Лысенко на своем пути наверх побывал одновременно и ударником (его усердная работа в поле была отмечена в «Правде»), и выдвиженцем. Местные товарищи продвинули его далеко вперед за пределы его способностей. Нет никаких дополнительных свидетельств того, что он видел себя ударником и выдвиженцем или что он стремился выделиться, занимаясь посевами озимого гороха в Азербайджане. Но как только ему представилась такая возможность, он ее мгновенно распознал. Его честолюбие не знало границ, и, подобно его политическим покровителям, ему было все равно, какими средствами идти к своим целям. Корреспондент «Правды» с первого взгляда верно определил его характер.

•••

Реклама, которую сделал Лысенко официальный партийный печатный орган, была проблемой для Вавилова: как иметь дело с человеком, который, похоже, получил признание за работу, проделанную другими? И как в целом взаимодействовать с пополнением из крестьян и рабочих, которых проталкивают снизу наверх? Николай Иванович был пуристом, он никогда не отвергал идею до тех пор, пока ее ошибочность не была доказана. Как исследователь, он всегда искал новые способы изучения семян своей мировой коллекции. Возможно, откровенная самореклама Лысенко должна была заставить его задуматься. Но для него было не слишком существенно, кому принадлежало первенство открытия, – главное, чтобы в ВИПБ и НК сосредоточились все лучшие и новейшие исследования.

Он относился к любой научной работе без предубеждения. Считая, что в основе растениеводства должна лежать менделевская генетика, он тем не менее не отвергал вклад «художников» и опытных садоводов, таких как русский Иван Мичурин и американец Лютер Бёрбанк. Он был готов поддержать новое поколение советских растениеводов, таких как Лысенко, от которых, по его мнению, была польза делу, но которым не хватало знаний. Они были малообразованны. Они не понимали генетику. Они не владели языками международной науки, английским или немецким, и поэтому полагались на упрощенные теории. Вавилов ценил умение выбрать полезное растение на основании зрительных наблюдений, например, за реакцией на температуру и свет, а не путем теоретических расчетов поведения скрытых генов. Исследователей вроде Лысенко нужно поощрять, утверждал он. Объективность была частью его философии.

Вавилов нередко удивлял своих коллег, с которыми только что познакомился, вопросом: «Какова ваша философия?» Он имел в виду философию науки. Вавилов считал, что науку следует использовать как прогрессивную общественную силу. Научные исследования и открытия следовало постоянно перепроверять и подтверждать доказательствами и настойчиво ставить на службу человечеству. Каким образом его философия будет стыковаться с марксистской теорией, как она будет соотноситься с требованиями все более и более замыкавшегося в себе общества – с этими проблемами Вавилов столкнется во второе десятилетие после победы революции.