Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [13]

.

Начиная с 1913 года молодой русский агроном путешествовал по Европе, стремясь познакомиться с состоянием науки в других странах. За двадцать стремительно пролетевших месяцев Вавилов побывал в библиотеках и лабораториях наиболее прогрессивных биологов Англии, Франции и Германии. Во время каждого визита он предъявлял рекомендательные письма своего наставника Роберта Регеля, который пользовался репутацией ведущего садовода России. Эти рекомендации открывали Вавилову двери не только выдающихся теоретиков новой науки генетики, но и практиков, воплощавших эти теории, улучшая сорта растений.

В общении с великими генетиками того времени Николай Иванович познакомился с текущими представлениями о проблеме наследственности и изменчивости, ключевой для всей биологии. Молодой Вавилов жадно впитывал знания, и, хотя был на целое поколение моложе собеседников, они относились к нему как к равному. Путешествуя от одной известной лаборатории к другой, молодой русский ученый с воодушевлением ждал встреч с властителями дум европейской биологии. При этом ему не терпелось вернуться домой, поднимать русскую биологию на тот же уровень.

В Великобритании Вавилов работал с Уильямом Бэтсоном, самым энергичным сторонником Менделя и главным действующим лицом в переоткрытии его законов на рубеже столетий. Хороший знаток классической филологии, Бэтсон придумал новый термин – «генетика», от греческого gennáo «порождать»[55] – и так дал название новой науке. В Германии Вавилов побывал у восьмидесятилетнего естествоиспытателя Эрнста Геккеля – первого ученого, объявившего, что ядро клетки содержит материал (он не называл его генами), который служит основой наследственности. Но Геккель считал, что главную роль в механизме наследственности путем передачи последующему поколению признаков, приобретенных организмом в течение жизни, играла цитоплазма (вещество, которое окружает ядро клетки), то есть разделял теорию Ламарка.

Благодаря связям Регеля Вавилов также познакомился с учеными-практиками, которые пользовались новыми теориями для выведения новых, улучшенных сортов растений. В Кембриджcком университете Николай Иванович работал под руководством Роуланда Биффена, который первым применил законы Менделя для совершенствования сельскохозяйственных культур, впервые продемонстрировав, как в соответствии с этими законами передается устойчивость растений к болезням. Биффен также указал, что этот процесс контролируется «факторами наследственности», которые несут хромосомы[56].

Во Франции молодой Вавилов сначала стажировался в Институте Пастера в Париже, а затем несколько недель – под Парижем в селекционно-семеноводческой фирме Vilmorin-Andrieux et Cie, крупнейшей французской компании по продаже семян. (Молодой и красивый Вавилов, по-видимому, произвел очень приятное впечатление на владельцев компании, в особенности на супругу главы фирмы, мадам де Вильморен. В дальнейшем ее хорошие связи в правящих кругах Франции окажутся весьма полезны, когда Вавилов будет хлопотать о получении виз для экспедиций по поиску растений.)

Несмотря на активные переезды из одной лаборатории в другую, самым насыщенным и продуктивным для Вавилова оказалось время, проведенное с Бэтсоном. Любитель подискутировать, придирчивый по характеру Бэтсон заложил основу научной школы генетики в Кембридже. С его подачи генетика перекочевала в разговоры, которые велись в профессорских гостиных и университетских столовых. В 1910 году Бэтсона назначили директором ведущего европейского центра генетики – Садоводческого института имени Джона Иннеса под Лондоном. Бэтсон перевел разговоры о генетике растений из «оранжерейной» в практическую плоскость: каким образом агрономию можно было бы совершенствовать, с тем чтоб избавить мир от голода. Именно это больше всего интересовало Вавилова.

Невзирая на разницу в возрасте (Бэтсон был на двадцать шесть лет старше Николая), двое ученых быстро стали друзьями. Очевидно, что Бэтсон сильно повлиял на профессиональную деятельность Вавилова – не только на его отношение к науке и научным исследованиям, но и на его стиль управления научной работой, на то, как Вавилов будет руководить собственным институтом.

В Мертоне Бэтсон возглавлял группу исследователей, преданных менделевской генетике. Он питал отвращение к ламаркизму и к идее наследования приобретенных признаков и одновременно скептически относился к идее естественного отбора в теории эволюции Дарвина. Как и другим биологам, ему было сложно принять идею, что небольшие вариации могут приводить к значительным эволюционным переменам и создавать новые виды. Он склонялся к тому, что такие явления вызываются единичными крупными изменениями свойств организмов или, как это потом станут называть, мутациями. Зоолог по образованию, Бэтсон обратил внимание на то, что назвал «прерывистость», по контрасту с описанной Дарвином непрерывной последовательностью мелких шагов-изменений. Дарвин тоже отмечал эти «прерывистые шаги», но исходил из допущения, что животные и растения избавлялись от них по ходу «естественного отбора». Бэтсон же считал, что эволюция, вероятно, шла «прерывистыми шагами», скачками, а не постепенно и непрерывно.