Николай Рерих - [17]
Благородное сердце двадцатилетнего Рериха билось не от негодования, а от радости согласия с семидесятилетним другом-наставником; так все это пленительно-интересно, так, кажется, неопровержимо: русское слово «богатырь» происходит от монгольского «багадур», «багадыр» — «герой»; сюжеты «Рамаяны» и «Махабхараты» перелились в былины; Чурило Пленкович приезжает в стольный град Киев из Индии — словно поет в кабинете Публичной библиотеки Индийский гость знаменитую оперную арию:
Стасов пишет Рериху на казенной бумаге со штампом: «Санкт-Петербургская императорская публичная библиотека», подпись-инициалы «В. С.» чертит причудливыми славянскими буквами.
Стасов заботлив по отношению к молодому художнику не меньше, чем Микешин: он поздравляет Николая Константиновича (по рассеянности иногда именуя его Николаем Федоровичем) с именинами, возмущается таким «говенным» занятием, как охота, советует взять вместо железной палки, называемой «ружье», более короткую и легкую палку — «кисть» и палочку — «карандаш» и работать ими неотступно. В день именин Стасова Рерих посылает ему шуточный рисунок: сидит бородатый «болярин», в котором нетрудно узнать именинника, а к нему в кибитках, на конях, на кнутах даже едут гости. Рисунку радуются гости — Репин, Матэ, больше всех радуется сам Стасов, восхищенный еще и тем, что молодой художник сделал бумагу как бы ветхой, старинной, коричневой с помощью кофе. Поэтому от рисунка «разит кофеем» и поэтому еще дороже он Владимиру Васильевичу.
Ему, при всем разнообразии и широте интересов, широта интересов молодого художника кажется иногда угрожающей, во всяком случае, отвлекающей от живописи: «Для меня большой вопрос, есть у Вас настоящий талант и способность? Или Вы только побалуете-побалуете, да потом и бросите преспокойно для какого-то совершенно другого дела?»
Впрочем, возможный отступник и радует Стасова.
В июне 1897 года он пишет:
«Николай Федорович,
Вы меня сильно порадовали рисунком древней русской избы. Хорошо! Очень хорошо! И знаете, со мной одобрял Вас давеча один мой приятель, который чего-нибудь да стоит: Ропет-архитектор. А у него великое чутье ко всему национальному и народному, особенно ко всему древневосточному, а значит — и древнерусскому, так как все это нераздельно!
Вдобавок ко всему остальному, то есть насчет верности ноты, взятой Вами в „Избе“ и „Лодке-однодеревке“, он еще прибавил выражение своего удовольствия как художника-рисовальщика, насчет того, как, мол, ловко, свежо и свободно обе эти вещи нарисованы у Вас.
Что касается лично меня, то я был в большом восхищении и начинаю думать, что Вы, пожалуй, и в самом деле сделаете и переделаете много хорошего. Только, кажется, у Вас будут все хоровые массы с большой этнографией, с историческим характером и подробностями, но вовсе не будет или мало будет отдельных личных выражений и всего психологического.
Что ж! Это тоже не худо, если кто способен тут достигать чего-то ладного, изрядного.
Подождем, посмотрим!
Про все варяжское и норманнское — мы поговорим позже; это предмет большой и сложный: я Вам покажу предметы и дам прочитать описаний — много. Торопиться — вредно. Поверхностно будет.
Ваш В. С.»
Так характерно для Стасова это письмо с перепутанным отчеством человека, которого он любит всей свой широкой душой, с инициалами-подписью, начертанными славянской вязью, с простодушным преклонением перед «самим» Ропетом, насаждавшим в архитектуре тот бездарный казенный вариант «русского стиля», какой уже современниками был обозначен как «ропетовщина». Типичен для Стасова и интерес к проблеме «варяжского и норманнского» в России и удивляющее точностью (1897 год!) предвидение направления всего, в общем-то еще и не начавшегося творчества Рериха к «хоровым массам», к «большой этнографии», вне тех «отдельных личных выражений», которые составили особенность и славу русской исторической живописи XIX века.
Но в той картине, для которой делались рисунки деревянных строений и лодки-однодеревки, «хоровые массы» слились с «личными выражениями». Картина заставляла вспомнить не Васнецова — Сурикова. Картина заставила запомнить фамилию ее автора — студента Академии художеств Рериха.
Картина «Гонец» имеет еще одно название: «Восстал род на род».
Это строка из начальной летописи: «И восстал род на род, и были среди них усобицы, и начали сами воевать друг против друга». Согласно летописи, после тех трагических событий обратились племена словенские и чудские, весь и кривичи к варягам, сказав им горькие слова: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите и княжьте нами».
Казалось бы, художник — потомок тех самых варягов, которые установили порядок в обильных славянских землях, да еще художник, которого вообще так интересует сама норманнская проблема, связи начального славянства, бесспорной родины материнских предков, со Скандинавией, легендарной родиной отцовских предков, должен был изобразить именно исторический момент — славянских старейшин, призывающих варяжских конунгов в год от сотворения мира 6370, значит, по современному летосчислению — в 862 году.
Эта книга о Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872–1916) — общественном и театральном деятеле, режиссере, который больше известен как помощник К. С. Станиславского по преподаванию и популяризации его системы. Он был близок с Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, со многими актерами и деятелями театра.Не имеющий театрального образования, «Сулер», как его все называли, отдал свою жизнь театру, осуществляя находки Станиславского и соотнося их с возможностями актеров и каждого спектакля. Он один из организаторов и руководителей 1-й Студии Московского Художественного театра.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей театра.
Автор книги подробно прослеживает жизнь великого режиссера и актера, оказавшего огромное воздействие на развитие мирового театра. Станиславский предстает здесь продолжателем традиций реалистического театра и новатором, чья жизнь в искусстве во многом определила художественные свершения XX пека. Его спектакли, сценические образы, все его творческие открытия воссоздаются в тесной связи с общественной и художественной жизнью России, с поисками нового, революционного искусства в послеоктябрьские годы. В книге широко использованы архивные материалы, переписка, дневники, воспоминания самого Станиславского и его современников.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Книга Авермата — это биографическая повесть о главе фламандской школы живописи П.-П. Рубенсе. Всесторонне одаренный, блестяще образованный, Рубенс был художником огромного творческого размаха, бурного темперамента. Прирожденный живописец-монументалист, талантливый дипломат, владеющий несколькими языками, ученый-гуманист, он пользовался почетом при королевских дворах Мадрида, Парижа и Лондона. Обо всем этом живо и увлекательно рассказывается в книге.
Перед вами биографическая повесть о жизни и творчестве художника, великого голландского мастера, Рембрандта ван Рейна.Послесловие И. В. Линник.
Книга посвящена замечательному живописцу первой половины XIX в. Первым из русских художников Венецианов сделал героем своих произведений народ. Им создана новая педагогическая система обучения живописи. Судьба Венецианова прослежена на широком фоне общественной и литературно-художественной жизни России того времени.
