Николай Рерих - [14]
Ученикам говорил: «Сделайте так, чтобы иначе и сделать не могли, тогда поверят». «Хоть в тюрьму посади, а все же художник художником станет». «Если вас под стеклянным колпаком держать нужно, то и пропадайте скорей. Жизнь в недотрогах не нуждается!» Критикуя ученика, добавлял: «Впрочем, каждый может думать по-своему. Иначе искусство не росло бы».
Думать по-своему умел он сам.
В 1897 году возник конфликт между ректором художественного училища при Академии и студентами. Ректор А. Томишко, человек властный, резкий, с одним из учеников разговаривал так грубо, что учащиеся созвали общее собрание. Собрание студенческое потребовало, чтобы ректор извинился перед учеником. Собрание преподавателей этому решительно воспротивилось. Тогда студенты объявили забастовку (слово это все прочнее входило в обиход) и не явились на занятия.
Забастовщик Рерих записал по этому поводу шуточную былину:
Дальше изображается стольный град на Неве-реке и Васильевский славный остров:
В иконном тереме обитают Володимер-князь, «лукавой Ильюшенька» и прочие богатыри, а также реакционер Тугарин Змеевич и прогрессивный Старчище-Иванище. «Меньшая дружина» учиняет в тереме смуту против Тугарина и его приспешников:
В результате смуты Старчище-Иванище уходит из иконного терема.
«Иванище» — это, конечно, Куинджи. Он ведь пришел на студенческую сходку, просил учеников приступить к занятиям.
Начальство разгневалось на художника за посещение сходки, он оказался под домашним арестом, его отстранили от преподавания и предложили подать прошение об отставке.
Друзья негодовали, советовали не подавать. Архип Иванович ответил: «Что же я буду поперек дороги стоять? Вам же труднее будет». И ушел из Академии. За ним его ученики. Рерих в их числе.
Правда, в том же 1897 году «куинджисты» получают звание, которое присваивается успешно кончившим Академию, — звание художника.
Пурвит — за картину «При последних лучах», Рушиц — за весенний пейзаж, Рылов и Рерих — за исторические композиции.
Работа Аркадия Рылова называется «Набежали злы татаровья», работа Николая Рериха — «Гонец».
Картина «Гонец» принадлежит к задуманному историческому циклу «Славяне». Картина продолжает давно увлекавшие сюжеты-«сочинения», которыми студент занимался еще дома.
В классах он добросовестно писал Аполлонов и натурщика Егора, привозил этюды из «Извары» — облака, серый денек, опушка леса, закаты…
Но его волнует не повседневность знакомой столичной жизни, не реальность деревенского быта, не тоска российских проселков. По натуре своей он — не портретист, не жанрист, и неповторимость людей, так полно выраженная Репиным или Серовым, вовсе не привлекает художника Рериха. Как все «куинджисты», он любит вглядываться в облака, в закаты, в переливы лунного света. Как все «куинджисты», будет наблюдать натуру, но не копировать ее, очищать от ненужных подробностей, компоновать пейзаж-картину, подчиненную художнику. И в девяностых годах и в начале следующего века будет возвращаться к пейзажу: писать леса «Извары», валуны, мхи, серые озера Финляндии, яблони, липы милых деревень Окуловки и Березовки. И долину Роны, и туман в Альпах, и замок в Альпах.
Но и пейзаж не будет основным жанром Рериха.
С самого начала пребывания в Академии он решительно заявляет себя как художник-историк, любящий и знающий старину России, ее сказки и предания, былины и летописи. И, конечно, саму русскую историческую живопись, которая дает студенту множество примеров и предметов для раздумий.
К девяностым годам она прошла огромный путь — от торжественных композиций, где Рогнеда, князь Владимир и доблестные киевляне напоминали Андромаху, Ахилла и греческих воинов в трактовке французских классицистов, до картин Сурикова, в которых оживает суровая подлинность русской истории.
В этих картинах действуют не современники, обряженные в старинные одежды, но истинные люди старой Руси, люди могучих характеров, которые гибнут, пытаясь противостоять неумолимому ходу истории. Люди эти выделены в потоке человеческом и слиты с ним. Поэтому зрители видят и помнят не только Авдотью Морозову, Ермака, царя Петра, но и баб, зевак, детей, казаков, стрельцов, странников, сбитых в тесную толпу.
Художник умеет разместить несколько фигур так, что они создают впечатление множества. Но это множество не превращается в фон; каждый в массе — личность, к которой художник относится с толстовским благоговением; и казаки, окружившие Ермака, и помертвевшие от страха остяки, и случайный мальчишка, бегущий за дровнями, и воющая стрельчиха — все важны, все значительны художнику, а за ним и зрителю.
Рядом с Суриковым на выставках восьмидесятых-девяностых годов постоянны картины на сюжеты русской истории. Неврев и Клавдий Лебедев, Константин Маковский и Мясоедов, Якоби и Литовченко тщательно изображают новгородское вече, боярскую думу, пиры с «поцелуйным обрядом», забавы боярышен с подружками в теремах. Художники тщательно выписывают шелка и парчу нарядов, драгоценные камни, серебряные кубки. Художники консультируются с историками, посещают хранилища Исторического музея. Но картины их обычно не поднимаются над уровнем иллюстраций к учебникам или многотомным «Историям России».
Эта книга о Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872–1916) — общественном и театральном деятеле, режиссере, который больше известен как помощник К. С. Станиславского по преподаванию и популяризации его системы. Он был близок с Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, со многими актерами и деятелями театра.Не имеющий театрального образования, «Сулер», как его все называли, отдал свою жизнь театру, осуществляя находки Станиславского и соотнося их с возможностями актеров и каждого спектакля. Он один из организаторов и руководителей 1-й Студии Московского Художественного театра.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей театра.
Автор книги подробно прослеживает жизнь великого режиссера и актера, оказавшего огромное воздействие на развитие мирового театра. Станиславский предстает здесь продолжателем традиций реалистического театра и новатором, чья жизнь в искусстве во многом определила художественные свершения XX пека. Его спектакли, сценические образы, все его творческие открытия воссоздаются в тесной связи с общественной и художественной жизнью России, с поисками нового, революционного искусства в послеоктябрьские годы. В книге широко использованы архивные материалы, переписка, дневники, воспоминания самого Станиславского и его современников.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Книга Авермата — это биографическая повесть о главе фламандской школы живописи П.-П. Рубенсе. Всесторонне одаренный, блестяще образованный, Рубенс был художником огромного творческого размаха, бурного темперамента. Прирожденный живописец-монументалист, талантливый дипломат, владеющий несколькими языками, ученый-гуманист, он пользовался почетом при королевских дворах Мадрида, Парижа и Лондона. Обо всем этом живо и увлекательно рассказывается в книге.
Перед вами биографическая повесть о жизни и творчестве художника, великого голландского мастера, Рембрандта ван Рейна.Послесловие И. В. Линник.
Книга посвящена замечательному живописцу первой половины XIX в. Первым из русских художников Венецианов сделал героем своих произведений народ. Им создана новая педагогическая система обучения живописи. Судьба Венецианова прослежена на широком фоне общественной и литературно-художественной жизни России того времени.
