Николай Островский - [45]
«О Панькове тоже ни звука! Этот парень мне очень нужен был бы сейчас. Когда-то он обещал мне оказывать всемерное содействие как редактор в отношении начатой работы…»
Островский пытается связаться с приятельницей Жигиревой Ольгой Войцеховской, с которой его когда-то познакомила Александра Алексеевна (в те годы Войцеховская работала переводчицей в Академии наук УССР). «…Она меня интересует со стороны редакционного порядка…» — пишет он Жигиревой.
Да, Островский был весь поглощен книгой! А жизнь вокруг шла по своим законам, каждый из его родных и знакомых имел свои обязанности, каждого отвлекали свои дела. Николай нервничал, требовал большего участия и помощи в записи текста.
«Я начал людей оценивать лишь по тому, можно ли их использовать для технической помощи», — признается он в письме к Новикову 26 мая 1931 года.
Надо сказать, что наша домашняя обстановка в ту пору мало способствовала работе. В комнате, длинной, похожей на коридор, собрались три родственные семьи: мы с Николаем, наши матери, сестра Николая о маленькой дочерью, мой брат с женой и маленький сын моей сестры. Девять человек, в числе которых двое детей дошкольного возраста, и два безнадежно больных молодых человека: сам Николай и мой двадцатичетырехлетний брат Володя, тоже прикованный к постели — тяжелым заболеванием сердца. Жизнь свела вместе двух матерей: Николая и мою. Обе в большом горе, у обеих неизлечимо больные сыновья. Естественно, нервы напряжены… А тут еще дети шумят. Мне часто приходилось сглаживать разногласия. Жалко мне было всех. Николай тяжело переживал семейные неурядицы. При его нетерпимости ко всему, что казалось ему чуждым, он иногда срывался.
7 мая 1931 года пишет Розе Ляхович:
«Сейчас у меня такая нехорошая обстановка, как никогда. Мне и Рае очень тяжело дышать… Ты понимаешь, что печем дышать не только из-за тесноты, но и морально чуждой психологии тех, кто сейчас у нас».
28 мая — снова Розе Ляхович:
«Работаю, девочка, в отвратительных условиях. Покоя почти нет. Пишу даже ночью, когда все спят — не мешают».
Да, нервы были страшно напряжены. Мысль Островского работала безостановочно, и невозможность быстро записать «наработанное» доводила его до исступления. Надо только представить все это, чтобы понять его, по-настоящему, по-человечески понять. Ведь никто из окружавших нас людей, конечно же, не был человеком «морально чуждой психологии».
Разве можно было укорить в этом мою мать, которая болела за своего сына или дочь? Или сестру Николая — за то, что она вернулась к мужу, чтобы сохранить семью.
А ведь именно это вызвало протест Николая: «В семье произошел раскол, — писал он друзьям в Харьков 25 января 1931 года. — Ушла Катя к своему обормоту, нечего говорить, что все это возмутило нас и заорало много покоя…»
Недобрые слова срывались у Николая и в адрес моего брата Володи. Но об этом я узнала после смерти Николая. А ведь Володя в ту пору больше всех нас писал под диктовку Николая и переписывал написанное. Он ведь не вставал с постели, и ему не надо было ходить на службу… Впрочем, писали все. Все, кто мог.
Недавно я посчитала страницы восьми блокнотов, где записаны и переписаны первые четыре главы романа. Там около 500 страниц. Моей рукой исписано около 100. Столько же — рукой Володиной жены. Остальное записал Володя Мацюк — более 300 страниц.
Вскоре народу в нашей комнатушке стало меньше. Володю поместили в больницу. Уехала моя мама с внуком, отбыла и Екатерина Алексеевна с дочкой, а за ней и Ольга Осиповна.
Мы остались втроем: Николай, я и Володина жена Елена.
Когда Володю выписали из больницы, они с Еленой сняли в этой же квартире, у наших соседей Алексеевых, темный угол за загородкой у кухни. Володя и теперь в свободное время помогал записывать текст, а по вечерам, до глубокой ночи — писала я.
Вернулась Ольга Осиповна и все заботы по дому взяла на себя. Работа над книгой пошла быстрее.
Кроме того, по совету Коли Ольга Осиповна обратилась к соседке по квартире восемнадцатилетней девушке Гале Алексеевой с просьбой помочь Николаю. Галя согласилась. Она вместе с нами писала под диктовку шестую, седьмую, восьмую и девятую главы первой части романа.
Готовые главы уже можно было перепечатывать на машинке. Но средств нет. Что делать?
Снова помогли друзья. Отдельными главами мы посылали рукопись в Харьков — Петру Новикову, Розе Ляхович, в Новороссийск — моей сестре, машинистке по профессии. Сколько было волнений! Мы боялись, как бы не повторилось то, что случилось с повестью о котовцах, которая в 1927 году затерялась в пути.
Двадцать месяцев писал Николай Островский первую книгу романа «Как закалялась сталь». Почти два года напряженного труда при тяжелейшем недуге! За это время он болел крупозным воспалением легких. Едва спадала температура, он снова весь уходил в работу. Мы советовали ему сделать перерыв, набраться сил, но он и слушать не хотел. Шутил:
— Я упрямый, как буйвол.
Работал он самозабвенно. Бывало, чтобы лучше прочувствовать тот или иной диалог, проговаривал реплики за каждого из персонажей, меняя голос, интонацию.
Я не ошибусь, если скажу, что из 24 часов иногда он работал 18–20: создавал и складывал эпизоды, делил главы, выписывал характеры, сочинял диалоги, и все это на память.
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.