Николай Островский - [19]

Шрифт
Интервал

И как бы в ответ на призыв Ленина осенью 1920 года, едва оправившись после ранения, Николай Островский возвращается в Высшее начальное училище, позже реорганизованное в Единую трудовую школу.

Теперь он знает, что делать.

5

«Я — один из тех, кого воспитал комсомол»

Чем дальше идет время, тем ярче в моей памяти новороссийские дни и вечера, проведенные в небольшой уютной комнате, в доме на Шоссейной, у постели больного Островского. Это было по-своему прекрасное время. Еще верилось, что болезнь будет побеждена и Николай встанет в ряды борцов за новую жизнь.

Мы говорили часами. Николай жил заботами страны, ее болями, ее будущим. Он с гордостью говорил о том времени, когда держал клинок. И с горечью — о том времени, когда ранение выбило его из линии передовых бойцов. Он оказался вне строя в тот самый момент, когда молодая страна остро нуждалась в преданных бойцах. И он не находил себе места.

Шел 1920 год. Народное хозяйство было развалено войной. Фабрики и заводы стояли. Сельское хозяйство пришло в упадок. Не хватало продуктов, топлива, одежды. Безработица ухудшала и без того тяжелое положение трудящихся.

Николай Островский в те дни находился в Шепетовке у матери, куда приехал отдохнуть после киевского госпиталя. Тяжелое ранение и контузия давали себя знать.

Но он поднялся и в начале 1921 года уехал в Киев. Работать.

— Матушка, как, очевидно, и все матери, старалась подольше удержать меня дома, — вспоминал Островский. — Но разве мог я сидеть без дела, когда мои друзья-комсомольцы активно включились в работу!

Киевский губком комсомола по просьбе Островского послал его в Главные мастерские Юго-Западной железной дороги помощником электромонтера. Одновременно Островский поступил на первый курс электротехнической школы Юго-Западной железной дороги. «Январь 1921 г. — декабрь 1922 г., г. Киев — главные мастерские ЮЗЖД — пом. электромонтера и слушатель электротехнической школы ЮЗЖД», — писал Островский о себе в 1935 году.

Энергичный, неутомимый в работе, инициативный, общительный, он быстро завоевал в железнодорожных мастерских любовь товарищей. Умел интересно провести собрание, обсуждение газет. Вскоре он был избран секретарем комсомольской ячейки.

В этот период родилась в мастерских известная песня «Наш паровоз, вперед лети!», которую распевают до сих пор.

Осенью 1921 года наступили для Киева тяжелые дни. Не было топлива. Дрова, заготовленные в глубине лесов, невозможно было подвезти к Киеву. К тому же затаившиеся враги нового строя делали все, чтобы сорвать подвоз.

Читатели романа «Как закалялась сталь» помнят это:

«— Вот станция Боярка, в шести верстах — лесоразработка. Здесь сложено в штабеля двести десять тысяч кубометров дров. Восемь месяцев работала трудармия, затрачена уйма труда, а в результате — предательство, дорога и город без дров. Их надо подвозить за шесть верст к станции. Для этого нужно не менее пяти тысяч подвод в течение целого месяца, и то при условии, если будут делать по два конца в день. Ближайшая деревня — в пятнадцати верстах. К тому же в этих местах шатается Орлик со своей бандой… Понимаете, что это значит?.. Смотрите, на плане лесоразработка должна была начаться вот где и идти к вокзалу, а эти негодяи повели ее в глубь леса. Расчет верный: не сможем подвести заготовленных дров к путям. И действительно, нам и сотни подвод не добыть. Вот откуда они нас ударили!..»

Партийные руководители Киева обратились к комсомольцам с призывом принять участие в строительстве узкоколейки от места заготовки дров до станции Боярка.

Врачи категорически запретили Островскому ехать на строительство. Но он поехал. Жили в полуразрушенной холодной школе. Там впервые почувствовал боль в коленных суставах.

Из документов Островского: «Участвовал в ударном строительстве на постройке железнодорожной ветки для подвоза дров, где тяжело заболел, простудившись и поймав тиф».

Товарищи отправили его в Шепетовку в полубессознательном состоянии. И опять Ольга Осиповна своими заботами поставила сына на ноги. Не окрепнув как следует, он возвратился в Киев, в мастерские. Он себя не жалел.

Нестерпимые боли в суставах заставили его осенью 1922 года поехать на лечение в город Бердянск, на Азовское море.

Тридцать восемь дней Островский пробыл на курорте.

В санатории он подружился с Людмилой Беренфус, дочерью главного врача; некоторое время после санатория они переписывались. Благодаря этому мы знаем о состоянии Островского в то время. Вот что он писал Людмиле:

«…Я теперь один сижу здесь в Шепетовке, Волынской губернии, в пяти верстах от польской границы, в местечке захолустном, грязном до непроходимости… Никто… не заглядывает ко мне. Живу я отдельно, почти на хуторе, около своей мамуси… Я болен, не могу ходить, и все вместе взятое, Люси, так грустно…

Пишите на данный вам адрес, как он есть, в Киев, хотя я в Шепетовке, но скоро думаю поехать в Киев…»

Вернувшись в Киев, он опять врезался в самую гущу дел. Спасал лесосплав на Днепре, после чего боли в ногах усилились: работал по колено в ледяной воде, в результате — полиартрит[9]. Он «перенес тиф и одновременно воспаление легких и почек»


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.