Николай Губенко - Режиссер и актер - [13]

В спектакле была выражена, однако, сквозная тема, пожалуй, всего репертуара Таганки, - дерзкого столкновения человека с властью, ее полного неприятия, непримиримой борьбы с нею. Тема, для Любимова и его труппы, более чем актуальная; им приходилось постоянно отбиваться от натиска ретивых чиновников, усматривавших чуть ли не в каждой таганской постановке замаскированную крамолу. Но это "отбиваться" и сплачивала актеров, заставляло хотя бы на время забыть о многих своих обидах и амбициях, о почти постоянной войне за роли и место на Олимпе.

Их почти в любом театре хватает с избытком. Недаром "Московский комсомолец" печатает нередко театральные материалы под рубрикой "Тераррируем". Мудрейший наш артист Армен Джигарханян говорил как-то мне, что называет первую встречу труппы после летнего отпуска в преддверии нового сезона "иудиным днем". Все радостно обнимаются, целуются, щедро отпускают друг другу комплименты, но многие увесистый камень держат за пазухой.

Всякое бывало и в Театре на Таганке. Жизнь в нем Губенко, да и всех актеров, отнюдь не назовешь безоблачной. И с шефом отношения складывались не просто. Губенко, кажется, не раз в сердцах подавал заявление об уходе. Но в трудные минуты Театр выступал как единое целое. И Николай всегда в те времена поддерживал Любимова. За это в 1968 году, будучи комсоргом Театра, получил на райкоме выговор "с занесением". Вольнолюбивого начала было немало в характере Коли.

Художественное решение "Пугачева" поражало публику своей броской, подчас эпатирующей формой и взвинченной эмоциональность. Емельян Пугачев предстоял перед публикой отнюдь не в каноническом - привычном - обличье. Ни смоляной бороды, ни насупленных глаз, ни собольей шапки. И по возрасту иной. Молодой здоровый парень - таков мужицкий "царь" в трактовке Любимова, Губенко.

Кажется, весь спектакль Пугачев остается обнаженным до пояса, в портках из грубой мешковины. Не какими-то внешними атрибутами выделяется он из толпы соратников, а своею неукротимой энергией и неуёмной ненавистью к господам-помещикам, к офицерам и чиновникам. Вот эту энергии и ненависть самозабвенного и играл Губенко.

Оценивая его игру, театральный критик Н. Крымова писала: "... в исполнении своем, неистовом по темпераменту, в полной и самоотверженной отдаче артист Н. Губенко верен не истории, но духу спектакля и тому Пугачеву, который такому спектаклю был нужен". Вместе с тем Крымова нашла, в работе актера присутствует "элемент наигрыша и хитрого расчета"25

Как известно, без расчета никакой роли не сыграешь. Что же касается наигрыша, то я его, помнится, не ощутил. Тут манера исполнения была выбрана несколько иная, чем в "Добром человеке из Сезуана". Сохраняя определенную дистанцию между собой и героем, Губенко где-то и отожествлял себя с ним, переживая его тяжкую судьбу почти как личную трагедию. И это отвечало режиссерскому замыслу. В любимовском "Пугачеве" искусно преломлялись сценические традиции, идущие как от Брехта и Мейерхольда, так и от Станиславского, хотя под эгидой первых.

Нечто подобное характеризует и исполнение Губенко. Он умел органично вместить в себя разные актерские школы. Сценический образ мужицкого "царя" строился и с помощью некоторой идентификации с ним. Но, бесспорно, брехтовское начало преобладало. И критики не без основания сближали две роли, сыгранные Губенко, - Пугачева и летчика Ян Суна". "Я услышала, писала Вал.. Иванова, - в монологах безработного летчика интонации Пугачева, а в интонациях сблизила то, что, казалось бы, невозможно сблизить. Пугачев стал где-то сродни рассерженному молодому человеку", почти битником"26

Понятия "битник", "рассерженный молодой человек" или еще "разбитое поколение" - мало, что говорят современному читателю. Но в те времена ясно было, что имеется в виду молодежное движение 50-60-х гг. в западных странах, нонконформистское по социальной направленности. Молодые люди, обычно выходцы из среднего класса, протестовали против лицемерия, ханжества, царивших, по их мнению, в буржуазном обществе. Выступали они нередко очень шумно, немало митинговали, проповедовали полную свободу в сексуальных отношениях, осуждали войны и милитаризм. Словом, бунтовали, но большой опасности для властей не представляли и постепенно, повзрослев, эти молодые люди вписывались социальные структуры буржуазного общества.

Я особых ассоциаций с битниками в спектакле "Пугачев" не нахожу. Думаю, что В. Иванова, тонкий и вдумчивый критик, тут ошибалась. По своей жестокости и размаху пугачевщина несопоставима с движением рассерженных молодых людей. В первом случае, - бунт, кровавый и беспощадный, во втором бунтики. Не принимаю я и замечание критика, что "Пугачев, конечно, оказался в проигрыше. Роль стала любопытной заявкой"27.

Думаю, что роль Пугачева, при всем моем несогласии с общей ее трактовкой в спектакле, являлась не просто заявкой, а крупным достижением артиста. В этой роли так много выражено щемящей и надрывной тоски о воле-волюшке, что, благодаря актеру, как бы забываешь о своих претензиях к любимовской концепции пугачевщины и ее вождя.