Николай Бенуа. Из Петербурга в Милан с театром в сердце - [57]

Так что, приняв во внимание все эти соображения, позволю себе, любезнейшая Витторини, быть меньшим оптимистом в отношении степени готовности нашей книги, которую Вы считаете «почти готовой»!

В данный момент я очень занят подготовкой сценографии к опере П. Чайковского «Мазепа» для Большого театра. Но в любой момент, как только Ренцо мне свистнет, я сразу же буду в его распоряжении. Я очень рассчитываю на то, что именно его блестящее перо расскажет о том, что мне дорого, ему отдаю предпочтение по отношению ко всем другим предложениям, поступившим в последнее время!

В ожидании от вас приятных новостей, прошу Вас, любезнейшая и дражайшая синьора Витторини, принять мои самые сердечные приветы, а также от имени Дизмы, дорогому Ренцо и вашим милым детям.

преданный Вам,

Николай Бенуа

Николай Александрович ждал публикации книги с большим нетерпением. Для него была важна идея оставить после себя воспоминания, как его отец, и передать следующим поколениям свой опыт в законченной форме литературного труда, как завершение карьеры, как завершение жизненного пути. Но, к сожалению, книга не вышла в Италии. Горечь от неисполненной мечты читается в строках другого его письма, хранящегося в частном архиве Ренцо Аллегри. Это письмо было отправлено за год до смерти Бенуа, в нем он еще не до конца осознает провал идеи публикации его мемуаров в Италии.

Кодройпо, 30.3.1987

Мой дражайший Ренцо,

Вот и у меня выдалось несколько дней мира и спокойствия в нашем домике в Кодройпо, вдали от миланского шума, здесь я решил немного отдохнуть от моих трудов в Москве, Лугано и Палермо. К твоему сведению, сразу после «Мазепы» в Москве и «Травиаты» в Лугано я принял приглашение заняться оформлением «Силы судьбы» сразу в двух местах: в Палермо и в Буссето (на открытом воздухе); в это же время в Лугано у меня уже есть в планах «Любовный напиток», который тут же последует за ними! Всё это меня порядком утомило, и небольшая остановка стала безусловной необходимостью перед тем, как поскакать снова.

Мы знаем из твоих чудесных статей, что в плане активной деятельности ты тоже не прохлаждаешься. Мы с Дизмой следим за твоими маршрутами и получаем огромное удовольствие. Я звонил тебе домой (попытки поговорить с газетой оказались тщетными) и имел приятную возможность пообщаться с любезнейшей Витториной, от которой я узнал, что наша книга продвигается вперед и что в скором времени ты свяжешься со мной по этому поводу.

Можешь представить, дорогой Ренцо, с каким нетерпением я жду твои новости! Хотел бы узнать, если всё хорошо и нет непредвиденных осложнений. Все у меня спрашивают, когда выйдет книга: и «Corriere», и «Stampa» и «II Giorno» (а также «Giornale») Готовятся дать ей большую рекламу. Даже RAI несколько дней назад мне пообещали то же самое. Но, честно говоря, не знаю, что ответить, не могу обозначить даже приблизительную дату выхода. Все же надеюсь, что издатель не принял решение отложить публикацию, для меня это означало бы увидеть ее на какой-то другой планете (понимаешь, в моем возрасте…)

Был бы тебе очень благодарен, мой дорогой Ренцо, если бы ты смог просветить меня насчет ситуации. И потом, мне нужно посоветоваться с тобой по иконографической части.

Сердечно обнимаю тебя и от имени Дизмы и прошу тебя передать сердечные приветы дорогой Витторине и вашим милым детям.

Твой Николай

P. S. До очень скорой встречи в Милане, куда мы планируем вернуться в следующий понедельник.

Возможно, сложность в опубликовании мемуаров Николая Александровича в Италии в 1987 г. связана с политическими тенденциями того времени. Революционные перемены, предшествовавшие распаду СССР, перестройка Михаила Горбачева изменили расстановку политических сил во всем мире, трансформация затронула и взаимоотношения между правительствами и странами. Фигура русского эмигранта, даже такого уважаемого и известного, возможно выглядела в Италии несколько неоднозначной с политической точки зрения. В подтверждение такой версии приведем здесь письмо от 4 декабря 1987 г., в котором Бенуа пишет Аллегри из швейцарской клиники. В этом письме он выражает свое возмущение по поводу решения издателя не публиковать интервью, посвященное русской революции 1917 года[267].

Лугано, 4.12.1987

Мой дорогой Ренци,

Вот я снова в клинике в Лугано, но в этот раз для контроля, который мне пришлось перенести на более ранний срок из-за сильных болей в области, где была сделана операция. Сейчас чувствую себя снова хорошо и надеюсь, что через пару дней меня отправят домой.

Но мне было бы еще лучше, если бы Дизма не сообщила мне сегодня утром, что твое по-настоящему замечательное интервью по моим воспоминаниям о далеком семнадцатом годе не будет опубликовано, потому что издатель считает его несвоевременным в историческом климате, созданном Горбачевым его политикой, которую я, кстати сказать, поддерживаю!

Но причем здесь далекий семнадцатый год, мои, по-своему уникальные, воспоминания о Ленине, воспоминания одного из немногих оставшихся в живых свидетелей того времени, которое и меня тоже сбило с ног?

И какое имеет значение в сегодняшних событиях роль Горького в моей жизни и восстание в Кронштадте, все мои свидетельства событий в России сегодня могли бы только подчеркнуть огромный прогресс, достигнутый Советской Россией за эти 70 лет, которые сегодня отмечает весь мир?