Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы) - [178]

Спасибо Тане за список глав. Я вышлю на днях «Норвегию», «Ниццу», «Барановку» и «2^ую поездку в Италию»[1009]. О печатании, конечно, и не думаю. Где уж! Куда уж! Сижу в Музее Достоевского. Только что звонил Розенталь. Зовет меня и дядю Гришу в субботу. Постараюсь пойти. Григория Михайловича встретил и спросил, как пересылает масло. Он сказал, что оказией, и обещал мне дать знать, когда будет опять. Я хочу тоже послать.

Боюсь и спросить, как Вы без помощи Татьяны Борисовны! Очень сердечный привет Тане. А ведь мальчикам теперь придется задуматься над жизнью. Пока не поздно.

Твой НА.

От Натальи Николаевны[1010] очень хорошее письмо.

1 мая 1955 г. Москва

Мой милый, мой дорогой Гогушка, надеюсь, что это письмо не опоздает ко дню твоего пятидесятилетия[1011]. Уверен, что ты этот день проведешь неизмеримо лучше, чем его провел я. За подсчетами выработки кубометров вынутой земли (ибо я был тогда техучетчик)[1012]. Что же пожелать тебе от нас? Ведь желать-то нужно так много, и все ли осуществимо, что так хочется пожелать тебе! Всё же начну с твоей Тани — быть здоровой, не нужно прибавлять и заботливой и ласковой, этим она богата. Мне кажется, что она разделяет как лучший друг и все твои духовные интересы. Второе — мальчики. Как мне грустно, что, вскрывая твои письма, у меня всякий раз сжимается сердце при мысли, что снова они огорчали тебя и твою Таню. Я им столько раз хотел внушить такие простые, понятные мысли, но «отложил пустое попеченье»[1013]. 1) Жизнь нужно строить, нужно готовить себя к ней. 2) Семья их в таком положении, что нужно проявлять особую заботу об отце и матери, и прежде всего не только не огорчать их, а радовать. И вот к твоему юбилею — пусть прозреют ваши все же милые и полюбившиеся мне мальчики, прозреют и увидят жизнь, увидят вас. И еще пожелание, чтобы ты сам сохранил ту способность, которая всегда так радовала меня в твоих письмах: умение благодарить судьбу за то, что тебе было хорошего даровано жизнью.

Обнимаю и крепко целую тебя, мой милый мальчик с рыжим хохолком.

Получил ли ты главы, посланные бандеролью? или только с оказией. Мы, конечно, без масла не остались, а Софья Александровна была только рада хоть пустяк, что-нибудь сделать для вас.

Живу я «торжественно и трудно»[1014], живу с интересом и работаю с интересом, только плохо, что много всего, не люблю торопиться. О твоем совете что-нибудь опубликовать из воспоминаний — задумался.

Привет всем вам. Всего душевно светлого.

Твой НА.

12 мая 1955 г. Москва

Дорогой Гогус, только что получил твое письмо с описанием твоего юбилея. Туся мне писала о посылочке. Она чудесный человек, она и ее мать очень хорошо ко мне относятся, с большой заботой. Татьяна Борисовна очень любила Тусю. А Иван Михайлович называл ее шутя «мудрой». Адрес ее: Л-д. 5. Измайловский проспект д. 7 кв. 3, адрес Николая Николаевича[1015] — М-ва, Неглинная д. № 10 кв. 4.

Пишу мало. Устал. Но живу хорошо. Получил новые материалы: письма Натальи Александровны (жены Герцена), готовлю их для «Литературного Наследства»[1016]. Это последняя работа для «Литературного Наследства». У меня такое чувство, что я продолжаю работу, начатую с Татьяной Николаевной.

Читал еще раз публичную лекцию «Мертвые души», говорил о том, как трудился Гоголь не только над рукописью, но и над собой. Он дорожил заглавьем «Мертвые души», т. к. хотел в конце показать, как мертвые становятся живыми, но не смог. Когда говорил со слушателями, понял, что вне штампов до них ничего не доходит. Скажи им: «питание лошадей — сено и овес», не дойдет. Надо сказать привычное: «Лошади кушают овес и сено», тогда дойдет. Нужен рефлекс. Это уже не психология, а рефлексология. Скажи кондукторше «Пожалуйста, остановите троллейбус». Не поймет. Надо сказать «по требованию». Вот вчера делал доклад на юбилейном вечере 200-летия Московского университета[1017]. И имел успех, т. к. все поражены: «Не трафаретно, свои мысли!»

Отвечал мне профессор из Праги[1018].

Чудесно играла Юдина.

Обнимаю, милый. А Тане жму руку или целую руку, как лучше.

Ваш НА.

16 июля 1955 г. Москва

Мой дорогой Гогушка, моя вера в счастливую звезду мою как путешественника и на этот раз оправдалась. Мы как никогда благодарны судьбе за это путешествие, которое казалось мне авантюрой.

Чудесно было в Киеве. Мы приехали вечером и через час отправились на всенощную во Владимирский собор. И росписи, воскресившие византийские традиции, и превосходное пенье (помнишь сочельник в Софийском соборе!), и слышимый сквозь пенье колокольный звон — все это произвело на нас (меня, Софью Александровну и Таню[1019]) глубокое впечатление. Потом София. Новые расчистки открыли в куполе четыре превосходных мозаики архангелов и две евхаристии (одна Софийского собора, другая из Михайловского) мозаики, последняя построена по принципу «чены» Леонардо[1020]. Прогулка наша по Киеву под руководством энтузиаста Косарика[1021], закончившаяся у Андреевского собора, откуда, по словам Косарики, Гоголь любовался Днепром и у него создался гимн реке «Чуден Днепр». Поездка по реке до впадения в нее Десны. Посещение моего учителя Селихановича и академика Белицкого