Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы) - [176]
У их гроба я говорил о ней, а не о нем. О Михаиле Леонидовиче было сказано много. А об таком изумительном человеке говорилось только как о жене Михаила Леонидовича. Я хотел сказать вот что, а что сказал, не знаю, потому говорил как в бреду: «Мы смотрим последний раз на двух замечательных людей, навеки неразлучных, подобных двум мраморным изваяниям мужа и жены в надгробных памятниках древних храмов. О Михаиле Леонидовиче было сказано много хорошего, я буду говорить только о Татьяне Борисовне. Это была воплощенная человеческая совесть. Человек одаренный редким талантом деятельной любви, свет которой освещал жизнь многих и многих. Такая любовь — высшая ценность. Михаил Леонидович совершил творческий подвиг, переведя „Божественную комедию“, которая кончалась словами о любви. „L’amor che move sol e altre stelle“[995] — любовь, которая движет мирами».
Прости, я даже сейчас как в бреду. У меня билет для отъезда домой. Так страшно стремлюсь домой, к своей Соне. Теперь в ней сосредоточие всей моей жизни, после того как я утратил свою точку опоры — Татьяну Борисовну.
Твой НАнц.
Тогда — 28>го в час прощания я сказал Татьяне Борисовне: «Я был у Ваших внуков, как хорошо, что был. Лучик осветил мрак». Татьяна Борисовна улыбнулась. «Да, младая жизнь играет»[996]. Потом попросила написать тебе, что она получила ваши письма, но отвечать не в силах.
Дорогие мои Таня и Гогус,
Получил от вас еще письмо. Я очень сожалею, что Нина Анатольевна[997] сочла нужным сообщить вам широко распространившийся в Ленинграде и даже в Москве слух о том, что наша Татьяна Борисовна сознательно ушла из жизни. Какие данные?
Татьяна Борисовна оставила ряд распоряжений, как это делают люди, ожидающие смерти. Да, она готовилась к смерти. Давление ее достигало 260. У нее бывали опасные мозговые спазмы. И доктора, и близкие опасались за ее жизнь в тот момент, когда Михаил Леонидович умрет. Она и сама опасалась этого момента. М. б., она такую большую дозу люминала и приняла, чтобы спастись от этого страшного часа. Ведь, на минуту придя в себя, она сказала детям «Простите, что я смалодушествовала».
Отчего люди, не юноши, не девушки, могут покончить с собой. Ведь надо же об этом думать! Татьяна Борисовна была длительной болезнью мужа подготовлена к его смерти. Эта смерть не была внезапным ударом, который застает врасплох и который выдержать нельзя. 2>ое. Сознание вины ошибочного лечения, недостаточности ухода? Но консилиум признал, что все было сделано для спасения жизни Михаила Леонидовича, да и никому в голову не придет искать повод к смерти по этой причине. Наконец, 3>ье — после смерти любимого мир пуст, нечем жить и не для кого жить. Татьяна Борисовна была полна любви к жизни, к многим людям, в частности к внукам, которым она была очень нужна. Что же остается!
К бессмысленным поступкам Татьяна Борисовна не была способна. Итак, гоните ненужные мысли. А ведь Нина Анататольевна (как и Алиса) трагически, но без катарсиса воспринимают жизнь, вот они и поверили!
Во мраке этих дней в Ленинграде мне большую поддержку оказали друзья. На вокзал приехали проводить: Ядвига Адольфовна с Тусей и Микой, Лидия Иосифовна, Нина, Алиса[998]. И у меня было чувство, что я навсегда покидаю любимый город могил любимых.
Привет Марии Александровне[999] и детям. Пишите о себе и о них.
Ваш НАнцифер.
Меня радует, что мои «Воспоминания» вам по душе.
Я готов к смерти в смысле, что в душе с благодарностью оформил свою жизнь.
Но жить еще я очень хочу.
Дорогой Гогус, прости, что пишу только открытку. Я очень устал душой за последнее время. Умер мой товарищ Черняк, большой специалист по Герцену и, главное, по Огареву[1000]. В Крематории мне пришлось представительствовать как члену Союза писателей на траурном митинге. Было очень тяжело. Все время возникали образы Лозинских и трудно было сказать заключительное слово. Нет ни земли, ни растений, ни неба — тяжко в Крематории. А потом ходил к Коле Чуковскому, а на другой день к Лиде и Корнею Ивановичу — умерла М. Б. Чуковская[1001]. На этой неделе два мои доклада, и тогда «Мы отдохнем, мы отдохнем»[1002]. В последнем письме меня порадовало то, что ты пишешь о Павлике. А как с поездкой Тани?
Привет всей семье.
Твой НА.
Дорогой мой Гогус,
Что же я могу сказать, чтобы ободрить! Конечно, так грустно, что мальчики не радуют ни тебя, ни твою Таню, ни Марию Александровну. В отношении случая с Алешей я хочу спросить тебя: по каким данным ты все же подозреваешь, что случай этот имел место. Мне кажется (ведь я по данному случаю не говорил с мальчиком, и у меня нет личного впечатления), что тебе следовало ему поверить, предоставить ему самому устыдиться себя, если этот случай имел место. Боюсь, что недоверие на какой-то фазе воспитания может быть вредным. Не знаю, ясно ли высказал свою мысль.
Теперь о себе и о нас, т. к. ты всегда (что очень трогательно) интересуешься и Софьей Александровной. Буду писать откровенно, может быть, это нехорошо, т. к. кое-что огорчит тебя. Но с кем мне быть откровенным? После смерти Татьяны Борисовны (Софья Александровна, конечно, не в счет) ты ведь больше всех меня любишь из моих друзей, больше всех живешь моей жизнью.
С Петербургом тесно связан жизненный и творческий путь Пушкина. Сюда, на берега Невы, впервые привезли его ребенком в 1800 году. Здесь, в доме на набережной Мойки, трагически угасла жизнь поэта. В своем творчестве Пушкин постоянно обращался к теме Петербурга, которая все более его увлекала. В расцвете творческих сил поэт создал поэму «Медный всадник» — никем не превзойденный гимн северной столице.Каким был Петербург во времена Пушкина, в первую треть прошлого века?
Это уникальный по собранному материалу поэтический рассказ о городе, воспетом поэтами и писателями, жившими здесь в течение двух веков.В предлагаемой книге Н. П. Анциферова ставится задача, воплощающая такую идею изучения города, как познание его души, его лирика, восстановление его образа, как реальной собирательной личности.Входит в состав сборника «Непостижимый город…», который был задуман ученицей и близким другом Анциферова Ольгой Борисовной Враской (1905–1985), предложившей план книги Лениздату в начале 1980-х гг.
В этом этюде охарактеризованы пути, ведущие к постижению образа города в передаче великого художника слова. Этим определен и подход к теме: от города к литературному памятнику. Здесь не должно искать литературной характеристики. Здесь отмечены следы города в творчестве писателя. Для исследования литературы, как искусства, этюд может представить интерес лишь, как материал для вопросов психологии творчества. Эта книжка предназначена для тех, кто обладает сильно развитым топографическим чувством и знает власть местности над нашим духом.Работа возникла из докладов, прочтенных в Петербургском Экскурсионном Институте.[1].
В настоящей книге, возвращаясь к теме отражения мифа в «Медном всаднике», исследователь стремится выявить источники легенд о строителе города и проследить процесс мифологизации исторической реальности.Петербургский миф — культурологич. термин, обозначающий совокупность преданий и легенд, связанных с возникновением СПб и образом города в сознании людей и в иск-ве. Петербургский миф тесно связан с историей СПб и его ролью в истории страны. Реальные события возникновения СПб обрастали мифологич. образами уже в сознании современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии `Жизнь замечательных людей`, осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют свою ценность и по сей день. Писавшиеся `для простых людей`, для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде.