Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы) - [175]
О съезде писателей в следующем письме. Был в Кремле на открытии и на закрытии съезда[991]. Конечно, Кремль был интереснее самого съезда и 2>ое посещение его соборов было не менее впечатлительно, чем первое. Я дышал полной грудью, и мне казалось, что я в преображенном граде Китеже. Много хорошего принес мне догорающий 1954 год — помяну, прощаясь с ним, и дни, проведенные у вас. Всего светлого
Ваш НАнциф
P. S.
В заключение — сказка о рыбаке и рыбке, помещенная в стен<ной> газете в фойэ Колонного зала.
Прославленный писатель удил рыбу и выудил золотую. Она взмолилась: «Отпусти меня, и я сделаю все, что тебе нужно». «Что же ты можешь мне дать?»
— Хочешь телевизор?
— У меня давным-давно есть.
— Хочешь машину «Победу».
— Вот еще! У меня и «ЗИМ» есть.
— Хочешь дачу?
— Придумала: у меня дачи есть и в Переделкине, и на Пахре, и в Гаграх. У меня все есть, я тебя и так отпущу.
И отпустил. А жена была в гневе. «Дурачина ты, простофиля, не сообразил, о чем просить?»
— Да о чем же. У меня все есть.
— У тебя нет главного. Ты должен был попросить, чтобы золотая рыбка дала тебе — талант.
Съезд писателей по временам принимал бурный характер. Еще пример самокритики:
«Перед Домом писателей на улице Воровского стояла статуя „Мысль“. Но ее уже нет. Убрали за ненадобностью».
Дорогой Гогус, пишу мало: это была очень нагруженная неделя, т. к. ко всему прибавился Мишенька. Меня волновало его положение в семье после рождения его единоутробной сестры. Приезд Мишеньки рассеял мои страхи: когда он вошел, то увидел оставленного ему с моего именинного торта большого шоколадного зайца с голубым бантом. Он сказал: «Дедушка, можно мне отвести его Аленушке?» Подарил ему книгу, хорошо иллюстрированную, Чуковского «Доктор Айболит». Мишенька: «Дедушка, сделай аноним (он хотел сказать автограф) Аленушке, когда она подрастет». Мать ему подарила 25 рублей для московских удовольствий, и Мишенька съездил в ГУМ и купил Аленушке куклу с закрывающимися глазами. Только не подумай, что все это не из любви к ней. У него лицо становится таким нежным, когда он говорит о сестре.
Дома Миша взял на себя заботу о провизии. Когда мы узнали, что у них в Йыхве нет масла и мы пошлем, он сказал: «Что Вы, не нужно. Мама Аленушке достает в консультации, а я уже привык без масла». В 1>ую четверть он возмутил меня: получил две двойки. Я ему написал. «Если ты хочешь поступить не в вуз, а в ремесленную школу, то это тебе удастся и так, а если в вуз, то отметки должны быть 5 и 4». И он привез мне ведомость с 4 и 5. Sapienti sat[992].
Прости, сегодня кончаю. Скажи мальчикам, если они хотят, чтобы их пожелание мне всего хорошего в этом году исполнилось, то пусть принесут хорошие отметки. Ибо в мое хорошее это тоже входит. Привет всем.
НАнц.
Пиши подробно о здоровье Тани.
Дорогой мой Гогус,
Пишу тебе из любимого нами города. Но в этот приезд он мне не на радость. Михаил Леонидович так тяжело болен, что опасаются: этот раз он не выживет: все задыхается. Дышит кислородом, все время на камфаре, но и она не помогает. Сердце совсем ослабло. Татьяна Борисовна от него не отходит. Не спит по ночам. Я приехал три дня тому назад, но ее еще не видел. Был у них, но меня не пустили, т. к. Татьяну Борисовну Михаил Леонидович не отпускает ни на минуту! А я все хотел быть 25 с ней и к этому дню подогнал свой приезд. Конечно, и потому, что хотел побывать у своих могил, куда и еду сейчас.
Живу у Томашевских. Был у Алисы. Вспоминали тебя. Был и в Библиотеке у Лёли. Рассказывал подробно о вас.
Пиши скорее, как твоя Таня. Вовремя не поздравил ее. А идти на телеграф нет времени. У меня сегодня очень напряженный день.
Но неоднократно сегодня подумаю о ней с пожеланиями всего, что ей нужно.
Твой НА.
Дорогой, вот телеграмма: «Лозинский скончался. 31 января. Татьяна Борисовна в тяжелом состоянии»[993].
Сегодня еду «Стрелой».
Привет Тане, Марии Александровне, детям.
НАнциферов
Прости меня, дорогой Гогус, что мне не хватало духу сообщить тебе ужасную весть: умерла Татьяна Борисовна. Она изнемогла, просиживая дни и ночи у постели Михаила Леонидовича, желая облегчить его страдания и по возможности продлить его жизнь. И сил не хватило. Бессонница, безмерное нервное напряжение привели ее в состояние близкое к помешательству. Желая забыться, она приняла слишком большую дозу люминала. Ночь проспала, утром ненадолго пришла в сознание. Спросила, жив ли Михаил Леонидович. Получив удовлетворительный ответ, сказала: «Простите, я смалодушествовала и покинула Вас в тяжелую минуту», — и снова уснула. Три врача были довольны этим сном, т. к. боялись катастрофической спазмы мозга. Но сон затянулся. Тогда спохватились. Но было поздно принять другие меры, и Татьяна Борисовна не проснулась. Похоронили их вместе в одной могиле на Литературных мостках Волкова кладбища[994] 3>го февраля.
28/I я был в Ленинграде. Командировка кончалась. Как быть? Я заехал к Лозинским. Татьяна Борисовна вышла на минутку. «Конечно, надо ехать. Ведь все может затянуться. Михаил Леонидович приготовился к смерти. Это плохой знак». «Почему? Я думаю, что я тоже приготовился к смерти». — «А я нет», — ответила она. «Ну поезжайте. Вы ведь мне помочь не можете. А душевно — Вы мне всегда и всюду поддержка». После этого она вынесла мне вид Невы Остроумовой-Лебедевой — это ее последний подарок мне. Поцеловала меня. Так мы простились навсегда.
С Петербургом тесно связан жизненный и творческий путь Пушкина. Сюда, на берега Невы, впервые привезли его ребенком в 1800 году. Здесь, в доме на набережной Мойки, трагически угасла жизнь поэта. В своем творчестве Пушкин постоянно обращался к теме Петербурга, которая все более его увлекала. В расцвете творческих сил поэт создал поэму «Медный всадник» — никем не превзойденный гимн северной столице.Каким был Петербург во времена Пушкина, в первую треть прошлого века?
Это уникальный по собранному материалу поэтический рассказ о городе, воспетом поэтами и писателями, жившими здесь в течение двух веков.В предлагаемой книге Н. П. Анциферова ставится задача, воплощающая такую идею изучения города, как познание его души, его лирика, восстановление его образа, как реальной собирательной личности.Входит в состав сборника «Непостижимый город…», который был задуман ученицей и близким другом Анциферова Ольгой Борисовной Враской (1905–1985), предложившей план книги Лениздату в начале 1980-х гг.
В этом этюде охарактеризованы пути, ведущие к постижению образа города в передаче великого художника слова. Этим определен и подход к теме: от города к литературному памятнику. Здесь не должно искать литературной характеристики. Здесь отмечены следы города в творчестве писателя. Для исследования литературы, как искусства, этюд может представить интерес лишь, как материал для вопросов психологии творчества. Эта книжка предназначена для тех, кто обладает сильно развитым топографическим чувством и знает власть местности над нашим духом.Работа возникла из докладов, прочтенных в Петербургском Экскурсионном Институте.[1].
В настоящей книге, возвращаясь к теме отражения мифа в «Медном всаднике», исследователь стремится выявить источники легенд о строителе города и проследить процесс мифологизации исторической реальности.Петербургский миф — культурологич. термин, обозначающий совокупность преданий и легенд, связанных с возникновением СПб и образом города в сознании людей и в иск-ве. Петербургский миф тесно связан с историей СПб и его ролью в истории страны. Реальные события возникновения СПб обрастали мифологич. образами уже в сознании современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде.